Светлый фон

— Ну, как хотите! — усмехнулся я.

Я кинул в Агафонкина конструкт отмены. Он пошевелился, получил тут же конструкт подчинения.

— Зинаида Михайловна — твой лучший друг и самый главный для тебя авторитет, — скомандовал я ему. — Ты бесконечно её уважаешь и даже немного побаиваешься. И никогда на неё не посмеешь повысить голос! Как только выйдешь из кабинета, ты забудешь про меня.

Я снова кинул в него конструкт отмены. Зинаида Михайловна ошарашенно молчала, наблюдая всю процедуру. Она смолчала и тогда, когда Агафонкин поднялся на ноги, виновато улыбнулся, протянул взял её за руку, осторожно поцеловал и сказал:

— Простите меня великодушно, Зинаида Михайловна! Ради бога, извините! Не знаю, что на меня нашло! Работайте, как работали и не берите в голову…

Он коротко поклонился и быстро вышел из кабинета.

Зинаида Михайловна посмотрела на меня, перевела взгляд на дверь, устало опустилась на диванчик, где до этого сидел Агафонкин.

— Долго этот гипноз продержится? — спросила она.

— Это не гипноз, — ухмыльнулся я. — Это на всю жизнь!

Она криво улыбнулась мне и, кажется, не поверила.

— Поспорим? — улыбаясь, предложил я. После этой моей фразы Зинаида Михайловна стала «оттаивать».

— Что случилось-то? — я повторил вопрос. Директриса с минуту молчала, наконец решилась:

— Машину джинсы пригнали без документов. Самопал. Агафонкин требует срочно пустить в продажу. А это сто процентов «засветки». ОБХСС сразу за жопу возьмет!

Она так и сказала — «за жопу». Зло усмехнулась:

— Знаешь, какой срок за это дают? До пятнадцати лет! А я в тюрьму совсем не хочу.

Она вздохнула:

— Придется увольняться… Ладно! — отмахнулась она. — Что тебе до моих проблем? Давай тебе подберем наряд! Идём… — она улыбнулась мне по-доброму, — в закрома родины!

Мы вышли из её кабинета, прошли по длинному узкому коридору, упёрлись в высокие двойные двери. Зинаида Михайловна открыла одну створку, приглашая меня войти первым:

— Заходи!

Я зашел и замер. Передо мной расстилались кипы одежды. Нет, горы одежды — всякой, упакованной в целлофан, развешанной на распялки и вывешенной на вешалки, в ящиках, просто в грудах.