— Не мог ли старый шаман ошибиться, донося до тебя волю Великого Тенгри? — Всеслав посмотрел на серое осеннее небо с уважением и даже некоторой торжественностью. Говорить со степняками об их Богах без уважения было бы не лучшим началом беседы.

— Что ты хочешь сказать этим, Всеслав? — глаза хана сузились ещё сильнее, а правая рука дёрнулась было к поясу. Видимо, в поисках сабли или плети-камчи. Которых там не было.

— Воскрешать мёртвых могут только Боги, Шарукан. Людям это недоступно, — с максимальным спокойствием отвечал князь. Чуть разведя руки, показывая открытые ладони.

— Люди говорят, что некоторое время назад на этом самом месте ты сделал невозможное, — он быстро брал себя в руки. Качество, обязательное для лидера, для вождя. — Пятерых, погибших от стрел, унесли в твою юрту, они дышали и стонали.

От Рыси будто неуловимо повеяло опасностью. Второй раз за слишком краткий промежуток времени он сталкивался лицом к лицу с работой «конкурирующих организаций», и работой хорошей.

— Из тех пятерых сейчас дышат лишь трое. И сколько ещё продолжат — лишь Богам ведомо, — так же ровно ответил Всеслав.

Кузьма умер после обеда следующего дня, как и один из гребцов, тот самый, что поймал две стрелы в живот. Тот умер ещё с первыми лучами Солнца, успев рассказать одному из Гнатовых всё, что помнил про отплытие из Полоцка и переход до Киева. Кузя подтвердил сказанное слово в слово, хоть и лежали они в разных горницах. Трое оставшихся в живых продолжали дышать, у одного из них даже температура была относительно в пределах нормы. И он был единственным, кто время от времени приходил в сознание.

— Ты говоришь правду, Всеслав, — с каким-то, кажется, удивлением констатировал факт хан, подняв соломенные брови.

— Правду говорить легко и приятно, — отозвался князь так понравившейся ему фразой, — и нет страха забыть, кому, когда и что врал.

— Хорошо жить без страха, — неожиданно глубоко вздохнул степняк. — Редко кто из вождей может себе позволить такое. Как и говорить правду всегда.

— Всё так, Шарукан, всё так. Так что же привело тебя в мои земли, вынудив идти без орды, без отрядов на день пути вокруг, да ещё и водой? Ваше племя больше чтит спины верных боевых коней, чем деревянные хребты того, что плавает по рекам и морям.

Хан вздрогнул, услышав о том, что мне известно, что из его неисчислимой степной силы рядом только те, кого можно было видеть на лодьях. Один-один, Гнатка.

— В мою юрту пришла беда, Всеслав, — впервые за весь разговор он отвёл глаза. Не опустил, а будто решил изучить внимательно и пристально что-то за моим правым плечом, только дальше, неизмеримо дальше. Ему явно было непривычно просить и от этого неприятно продолжать говорить.