— Князь-батюшка, дозволь ближе подойти! — долетел сзади неожиданный и совершенно несвоевременный голос. Дарёнин.

То, что Всеслав не вздрогнул и не обернулся назад, за спину, отведя глаза от половца, по моему твёрдому мнению было чудом из чудес.

— Княгиня с Домной, с ними два степняка, шорник и торговец из местных, уважаемые люди. Стоят за третьим заслоном, — неслышно, наверняка даже не шевеля губами, выдохнул Рысь справа.

Князь едва заметно кивнул, по-прежнему не сводя глаз с хана. У того на лице досаду и что-то, похожее, кажется, на скорбь, сменяли настороженность и зарождающаяся злоба. Он явно ничего хорошего не ждал ни от продолжения разговора, ни от неизвестных баб, что спускались по берегу.

— Здравствуй, батюшка-князь Всеслав Брячиславович! Поздорову и тебе, гость из дальних краёв, из Великой степи! — Домна вышла с левой стороны из-за плеча Немого. С ней и вправду были двое степняков, только одетых по-здешнему. Они пали ниц перед ханом, бубня в Днепровский берег что-то по-своему. Рядом с ними лежали какие-то свёртки и узлы.

— Что, Домна? — князь по-прежнему не сводил глаз с хана. Два волка, лесной и степной, замерли друг напротив друга. Один из них уже отвёл взгляд. Это многое значило. Принёс же бес этих баб не ко времени!

— Дозволь, княже, стол накрыть по обычаю гостя твоего? Пришли со мной мужи киевские знатные, единоплеменники его, принесли с собой еды-питья ихнего, привычного. А ну как за столом лучше разговор ваш сложится? — секретная зав.столовой журчала ручейком, так, что даже у хана едва заметно разошлись насупленные брови.

— Разреши, княже, — долетел из-за Гнатовой спины шёпот Дарёны. Не иначе — задумали что?

Всеслав кивнул, и между ними с Шаруканом как по волшебству развернулся какой-то войлочный коврик, на который шорник с торговцем конями принялись выставлять какие-то яства, так и не разгибая спин, не вставая с карачек. А когда закончили — уползли, не поднимая глаз, за спины ближней дружины, задницами вперёд. Вернее, назад.

— Угостимся, Шарукан? У нас принято встречать гостей, званых и незваных, хлебом-солью. Вижу, наши с тобой люди разумно поступили, сделав так, что стол и тебе привычен, и мне.

Подавая пример, Всеслав уселся, сложив ноги по-турецки, и разорвал пополам лепёшку, что лежала на самом верху целой стопки таких же. Она была поджаристой, румяной, с зёрнышками белого кунжута, не самого распространённого и не самого дешёвого для здешних краёв. И тёплой. Половину протянул остолбеневшему хану.

Шарукан повёл носом совершенно по-волчьи, как и сам князь давеча. И шагнул на кошму. Название войлочного ковра тоже подсказала память Чародея.