— Посиди-ка на хвосте, — цокнула Кулифа, — Так это та дорога, что через Чихов?

— Не, там ещё дальше, — ответил Бронька, — Эта через шишмор, только не заходя в цокалище.

— Сорок киловых шагов это прилично, — призналась белка, — Если бы не отдых на пароходе, йа бы цокнула, что будет не так просто их прошагать.

— Да так все пуши ходят, — пожал плечами грызь.

— Как ходят, чап-чап лапами? — покатилась по смеху грызуниха.

— И это тоже. Всмысле, ходят от пристани по этой дороге. Ну, эти, трясы заплывные.

Под заплывными трясами он как и всякий грызь подразумевал белокъ, приходивших на сезонные работы в шишморской топи, а заплывные они были вслуху того, что заплывали по рекам на пароходах, а не заезжали, кпримеру.

— Да, если с утра выйти, к вечеру кло, — зевнула во все резцы Кулифа.

Пароходик покачивался, причём в основном под порывами ветра, потому как волн на реке ясное дело не наблюдалосиха, и тащился всё дальше и дальше. Собственно уцокнутые трясы плыли тут же, на расстоянии вытянутой лапы, и пуши осведомились у них, почём перья с дорогой.

— Про утро это правильно, хотя и не всегда. Мы вот пол-ночи ходили, и ничегошеньки. Правда, луна была.

— А дорога там вообще как?

— Ну как, из места отправления начинается, и в месте назначения заканчивается… Да в общем, в пух дорога.

Возле пристани имелись несколько изб большой вместимости, чтобы устраивать хвосты тех самых заплывных трясов; там отвалились в сурящики и Бронька с Кулифой, внеся за оную операцию воистину жалкое количество единиц бобра. Сам бобёр наверняка бы посмеялся, а уж белки тем более. Отсурковавшись как следует, они с утреца вышли в дорогу, как собственно и многие другие пуши с того же парохода. Как и угрожали грызи, дорога оказалась годной — достаточно наезженая колея среди леса, где в низинах лежали настилы из брёвен или имелись глиняные насыпи, чтобы в дождь не создавалось болото; идти сдесь было одно удовольствие, пуха ли — через Лес, а не через что-то там.

Идти было одно удовольствие, посидеть после этого и погрызть орехов из карманных запасов — другое удовольствие, а потом опять первое, так что чувствовался даже некоторый перекорм. На огромных пушных ёлках горели ярким зелёным пламенем свежие свечки иголок, а повыше — и малиново-красные мягкие шишки, только что отросшие. Листва поспевала попозже и ещё не до конца распушилась после зимы, но тоже выслушила весьма живенько и внушительно. Восхитительный свежий ветер гладил ушные кисти и прочие части пуха, так что оставалосиха довольно прицокивать. Ну и конечно, проходя мимо плотных ельников, грызи не забывали цявкать, дабы не наткнуться на кого внезапно. Впрочем, это было весьма маловероятно, потому как по дороге шла целая растянутая вереница пушей — компаниями по несколько хвостов или на одну морду, они разошлись так, чтобы и слышно не было, и вытянулись наверное килошагов на десять.