Поскольку грызи придерживались расписания движения, но не строго, после Понино поезд догнал впереди идущий состав, на котором ерундила одна из тележек, вслуху чего он ехал медленнее обычного — иначе пух бы догнали, собственно. Тащась за последним вагоном, грызи довели состав до посёлка, в очередной раз перевели стрелку на нужный путь и въехали на разгрузку. Разгрузка производилась с довольно высокой насыпи, которую навалили немного выше, чем уровень в хранилищах; поезда вкатывались туда по длинному заходу, чтобы было легко это делать. Сдесь уже Марамак подогнал состав лично, чтобы не проехать мимо — задний ход на паровозе включался не так просто, как хотелосиха бы.

Взобравшись на насыпь, уже поросшую густыми кустами, состав остановился таким образом, чтобы цистерны оказались возле слива. Слив производился по закрытым деревянным лоткам, ведущим в разные стороны к трём разным хранилищам; на разгрузку приходил дежурный грызь, вспушался и смотрел, чтобы всё было в пух, а главное чтобы слили в то хранилище, где есть место. Дежурный грызь, оказавшийся грызунихой, слегка удивился наличию практикантов на паровозе, но ничего не цокнул… то есть, не цокнула. Всмысле, лишнего, а так белка показала, в какой танк сливать эт-самое, на «т».

— Почему «эт-самое на т»? — спросил Баклыш.

— Потому что во всех бумагах и при цоканье только и слышно тар, тар, тар, — пояснил Марамак, — Надоело, переименовали в «эт-самое на т».

— А, тогда чисто.

— Сливай!

Тут же лежали рукава, которые присоединяли к сливным горловинам и ложили в лоток, после чего открывалась задвижка и опять слышалосиха бульканье и плеск жидкости. Белка послушала, что натурально слиты две полные цистерны, и поставила галочки, обозначавшие, что слиты две полные цистерны. Стоит ли уточнять, что Баклыш испытал, и в том числе чувство, и в том числе — Профита, слушая как сливается в хранилища продукт.

— По-моему ты испытал чувство профита, — цокнул Бронька, слухнув на внука.

— А? Сто пухов! — подтвердил тот.

— Выслушайте-ка ушами, а отмечаете каждую цистерну зачем?

— Чтобы точно было и знать, сколько в хранилище. А то если дырка где незаметная, как узнать о?

— Йа не совсем про то, — хмыкнул Бро, — Йа думал, чтобы куда налево не сливали.

— А напуха? — удивился Марамак, — Оно и так всё «налево» до последней капли идёт.

Тут уж поперёк было цокнуть можно, но с трудом — на каждого тряса имелся бобровый счёт, всмысле счёт с единицами бобра — а на самом деле добра, но называли их «бобра», смехахашечек ради… так вот на каждого тряса был счёт, куда теоретически зачислялось всё, что производилось в виде чистой прибыли. Преобразовать этот счёт в знаки также мог практически каждый тряс — это если все вместе бросятся, будет нельзя, а так можно; соль же состояла в том, что трясы в огромном количестве бобров не нуждались вообще, а нуждались изредка — ну там, досок на новый дом, или кирпичей на печку. Учитывая же общий настрой пушей, уделяющих барахлу ровно столько внимания, сколько оно заслуживало, никто из них не стал бы городить дома больше чем ему нужно или десять домов, просто потому что есть возможность.