– До встречи на небесах, жмурик! – весело кричат в ответ.

Я запускаю обогрев на полную мощность. Я лихо стартую под оценивающими взглядами марсианских морских пехотинцев. Крабы образуют вокруг меня оборонительный строй. Я лечу на юг, туда, где давеча присмотрел несколько приличных подземных каверн. Мы еще повоюем, придурки. У меня еще осталось вам на закуску.

За моей спиной угловатая туша «Шельфа» мягко отрывается от красной пустыни. Медленно поднимается к небу. Прощай, Лиз Гельмих. Мы ведь даже ни разу с тобой не поцеловались. Знаешь, у меня никогда не было настоящей женщины. Такой, как ты.

Яркое цветение над головой. Звезды падают за близкий горизонт. Мне салютуют осветительными зарядами. «Пижоны», – улыбаюсь я.

Через час гравитационная боеголовка с орбиты поднимает в небо тучи камней. В недоумении, я высовываю нос из своего укрытия и разглядываю облако на горизонте. Накрыли покинутые вспомогательные отсеки. Что они там, стрелять разучились? Я же чувствую излучение их систем наведения! Они пеленгуют меня на раз-два! На всякий случай я выпускаю пару СНОБов на поиски десанта и снова ныряю в пещеру. Выбираюсь на поверхность далеко к северу. Высовываю нос. Никаких помех, кроме обычного треска статики. Никакого десанта. Никакого обстрела. Визуально над головой тоже чисто. Следов систем наведения не зафиксировано.

Злясь на изощренного противника, я мечусь в темноте узких пещер добрых три часа. Пока не понимаю, наконец, – эсминец покинул орбиту. Красивый жест со стороны потомственного флотского офицера Чон Му Хена. Его марсианское начальство получит доклад об уничтожении гарнизона на Амальтее. Потомственный офицер станет героем. Трупы морских пехотинцев закопают в красный марсианский песок. Пальнут в воздух по старой традиции. И даже дадут какую-нибудь красивую клятву над могилой. А с наших высушенных в вакууме тел обдерут то, что еще годится для использования. И зачитают имена перед строем.

И тогда я собираю с трупов товарищей уцелевшие емкости с воздухом, ставлю спасательную палатку, и приступаю к чистке оружия. Затем плотно обедаю литром консервированного бульона, найденного в ранце убитого. Меняю контейнеры для фекалий и начинаю ждать. Чего, не знаю сам. Я прикидываю, что смогу продержаться не меньше пяти суток. Всего пять суток. Целых пять суток.

Оставшись один, я безумствую. Хохочу, с хрипом вдыхая невкусный воздух. Некому остановить меня – я один.

Смех душит меня. Все-таки я соскочил с сумасшедшего поезда. Я свободен. Нет ни командиров, ни доктора. Никто не погонит меня на пост. Не заставит драить палубу. Не станет доказывать, что ложь тоже служит великой цели.