– По сравнению с нашим склепом любой бордель сойдет за курорт. Ты не ответил мне.

– Иди, крошка Лиз. Тебя ждут.

– Не называй меня так, чертов ребенок. Почему ты остаешься? У тебя ведь ничего нет. Ни воздуха, ни еды.

– Если бы я мог тебе объяснить…

– Не бросай меня, Жос.

Оказывается, даже синтетический голос может оказаться выразительным, подкрепленный слезами прекрасных глаз. Это ощущение ново для меня. Женщины с «веселых транспортов» не умеют плакать. Только с готовностью улыбаются.

– Ей-ей, Лиз, – говорю я. – Ради твоих слез стоило постараться.

– Упертый, самоуверенный убийца! – зло кричит она сквозь слезы.

– Не стоит плакать в этом шлеме. Могут забиться воздушные фильтры, – с улыбкой советую я.

– Слушай, тебя что – плющит от крутости? Почему ты так поступаешь?

– Лиз, перемирие заканчивается. Пожалуйста, иди.

– Жос, прошу тебя! Это глупо. После того как… после всего… – слезы душат ее.

Я легонько касаюсь ее плеча. Она тянется ко мне, хрупкая взъерошенная птица с доверчивыми серыми глазами. Я улыбаюсь ей. Мне становится легко. Я подталкиваю ее к ожидающим морпехам.

– Я буду ждать тебя, Жос!

– Прощай.

– Жос, я не шучу. Возвращайся. Разыщи меня. Слышишь?

– Слышу. Удачи тебе, крошка Лиз.

– Не называй меня так!

Я киваю морпехам.

– Пока, сыны природы!