«Так, поворот, еще один. И последний» – Джон обогнул дверной косяк и очутился на пустой кухне.

«Странно. Где же Селин?» – подумал про себя Джон. – «Остается только ванная комната».

Все также, по-стариковски, неуклюже, он стал передвигаться вдоль стены к белой двери ванной комнаты. Еще издалека он заметил, что на ручке двери висит какой-то непонятный предмет. Подойдя ближе, он увидел, что это табличка – такая, какие вешают в общественных туалетах общежитий и гостиниц во время ремонта. Надпись была почти стерта, но в последнем слове угадывалось «…Администрация».

«Откуда она здесь» – удивился Джон. – «Может, Селин решила подшутить надо мной? А я тут развел панику! Судя по всему, так оно и есть» – Джон стал убеждать себя, что это всего лишь очередной розыгрыш Селин, но подумал, что всыплет ей по прекрасной упругой заднице за такие шутки.

Он взялся за ручку двери и медленно ее повернул. Собачка замка слегка скрипнула. Джон провернул ручку до упора и потянул на себя дверь.

18.

Когда Джон открыл глаза, в них тут же ударил ослепительный яркий свет. Он тут же зажмурился. Первой его мыслью было: «Какой ужасный кошмар мне приснился!». Он представил, как сейчас откроет глаза и его взгляд упрется в темно-коричневое трюмо Селин, стоящее перед кроватью на фоне светло-зеленых обоев.

Но, когда он открыл глаза, он увидел перед собой белоснежную дверь в такой же белоснежной стене. Только стена почему-то была обита мягким материалом, словно его окружили со всех сторон ортопедическими матрацами.

Джон попытался приподняться и оглядеться по сторонам, но обнаружил, что он лежит на медицинской кушетке, привязанный к ней черными кожаными ремнями, и, вдобавок, в смирительной рубашке в забавный розовый цветочек.

«Черт, по ходу я оказался в дурдоме» – ошарашенно подумал Джон. – «Какого хрена я тут делаю?»

Внезапно его взгляд упал на торчащий из-под смирительной рубашки палец босой правой ноги. Палец был испачкан в чем-то темно-буром, почти черном. Словно молния ударила в мозг Джона, моментально восстановив в его памяти ужасную, непередаваемую картину.

Открытая дверь. Ванная. Наполовину отдернутая полиэтиленовая занавеска со следами рук. Ванна наполовину заполнена алой водой. И Селин. Сидящая на полу. Обнаженная. Соски ее грудей отрезаны, и вместо них в зияющие кровавые дыры вдавлены ее же вырванные глазные яблоки. Те места, где когда-то находились ее прекрасные, чарующие зеленые глаза наспех сшиты черными суровыми нитками. Окровавленная игла с нитью находится здесь же – она воткнута в щеку Селин, и нить свисает с ушка иглы, касаясь ее ключицы. Ноги Селин раздвинуты, и из ее влагалища тянется жуткий окровавленный моток – это пуповина. На другом конце пуповины – почти сформированный младенец, весь в крови и слизи. Судя по параллельным трещинам на его черепе, его вырвали из материнской утробы небольшим ухватом для барбекю. Вероятно, он не пролазил в узкую щель, и ее пришлось расширить садовым секатором. Все эти принадлежности были аккуратно сложены рядом, на ее любимой подушке с некогда голубыми цветочками. Сейчас это были красные цветы. Темно-красные, похожие на дорогущие розы из цветочного магазина двумя кварталами вверх по улице, где Джон иногда позволял себе купить такой букет для любимой жены.