Терентьев опустил голову, закрыл глаза ладонью, и впервые его голос сорвался:

— Но я все равно каждую ночь вижу их… — шепотом закончил он. — Каждую ночь…

Басалаев шумно вздохнул, словно на последних словах Ивана задержал дыхание.

— Решил, что если не удалось спасти тех, то ты поможешь хотя бы этим… — вымолвил майор, не то спрашивая, не то отмечая очевидное. — Ты веришь в Бога? — неожиданно спросил он. — Веришь, что на том свете воздастся?

— Борис, — ответил Иван с каким-то непонятным снисхождением. Не высокомерием, а именно снисхождением. — Я прошел войну, которую вы все и представить себе не можете. Пока не можете, ведь для вас все только началось, и ваша война будет долгой, очень долгой… Я видел смерть, кровь и ужасы, какие вам не снились. Я не верю в Бога, который снисходительно смотрит на людоедов, что гоняются на танках за маленькими детьми. А потом с шутками, весело ругаясь, оттирают гусеницы от крови и клочьев одежды. Бога нет. Но я верю в искупление. И в то, что совесть терзает страшнее ожиданий всяких загробных штук. Здесь… здесь мое искупление. Я ждал его почти двадцать лет и все-таки дождался.

— А Ютта? — вновь задал вопрос Басалаев. — Ведь она любит тебя.

— И я ее, — сказал Иван. — Она очень умная, очень хорошая. Она не стала допытывать меня. И не заставила выбирать.

— Ну что же… — в глубокой задумчивости произнес Борис. — Теперь в общем все понятно… Хотя все равно глупо.

— Не тебе судить меня, — жестко сказал Иван. — Не тебе!

— Ты прав, — неожиданно согласился. Басалаев. — Не мне. Нам, всем нам. — Теперь уже майор смотрел на «попаданца» со снисхождением и печалью, как на непослушное дитя, совершившее большую глупость, но слишком юное, чтобы понять это. — Глупец, неужели ты думал, что главная твоя ценность в том, что ты — кладезь каких-то знаний?

— А что вам еще нужно? — злобно вопросил Иван.

— Эх ты… — печально проговорил Борис. — Ты попал в наш мир, жил среди нас, но своим так и не стал. А может, и не пытался… Поэтому и не понял. Ты был нужен не только и не столько как ходячий справочник. Ты был человеком надежды.

— Чего? — не понял Иван.

— Того! — передразнил его Борис. Он встал, приподнялся на цыпочки, разминая затекшие ноги.

— Обожди, ты что имел в виду? — попытался остановить его Иван.

— Если до сих пор не понял, то и теперь не поймешь, — ответил Басалаев с усталым безразличием. Теперь он знал тайну «попаданца», и картина, представлявшая ранее набор разрозненных элементов, сложилась воедино. Борис знал, что проиграл самое главное и ответственное испытание и единоборство в своей жизни, но сейчас, по крайней мере, понимал — как и почему.