Резерв ждет своего часа на втором этаже, получив трофейные маски, у остальных — эрзацы Поволоцкого. Все бесполезные для боя собрались в заминированном подвале, туда же переместили лазарет, в котором остался только Хоменко. Остальные либо умерли, либо встали в строй.

Сделали меньше, чем хотелось бы, намного меньше, но все же больше, чем могло бы быть, подвел он итог, возвращаясь к «засадному полку».

Виктор понимал, что при катастрофической нехватке людей командовать полноценно он не может, просто некем. Единственное значимое решение, которое ему надлежало принять, — ввод в схватку резерва в нужный момент в нужном месте. Таланов долго думал, не сказать ли что-нибудь для вдохновения и поднятия боевого духа, но в конце концов не стал.

— Надо было сказать речь, — тихо, только для него произнес Иван, буквально вторя мыслям капитана.

— А что мне говорить? — так же тихо ответил Виктор. — Что все погибнут из-за того, что… — Он не стал заканчивать мысль. — Все будет или неискренним, или ненужным. Они славные ребята и сами все понимают.

Иван немного помолчал. За углом здания, на улице Герцхеймера отчетливо взревел мотор какой-то тяжелой машины. Послышались лающие голоса, они перекликивались короткими рублеными фразами, наверняка отдавали команды. Из-за расстояния Виктор не мог понять, какой это язык, но в любом случае то был не английский. Капитан крепче сжал шейку приклада, отполированного ладонями до зеркального блеска.

Еще минута.

И еще.

Голоса стали громче, похоже, кто-то произносил речь, короткую и экспрессивную. Слова, эхом отразившись от зданий, врывались в окна приюта как энергичное «гав-гав-гав!». Капитану вспомнились безумцы-сатанисты, которых отправили к кумиру гранатой. Те надрывались почти так же.

— Ну чисто собака брехает, — заметил кто-то рядом. Среди десантников прокатились сдержанные смешки. Похоже, сравнение пришло на ум всем сразу.

— Пес смердячий, — добавил другой, вызвав уже неприкрытое, искренне веселье. Таланов неожиданно поймал себя на том, что забыл его имя. Он помнил до мельчайших деталей его лицо, биографию, мог перечислить все операции, в которых участвовал уже не молодой солдат. Знал, что тот любит и умеет играть на деревянной дудочке-«козе», что у него дома большая семья и трое детей, что он любит читать и постоянно цитирует какие-то забытые романы.

Но Виктор забыл имя. Совершенно забыл.

И вдруг заговорил Терентьев, негромко, но как-то особенно проникновенно.

— «Железный ветер бил им в лицо, но они продолжали сражаться, и чувство суеверного страха охватило противника: смертны ли те люди, что обороняли крепость?..»