Светлый фон

Привет, Триста двадцатый. Это я. Видишь, я тебя не бросил. Открой мне лючок номер два. Знаю, что больно. Попробуй. Я помогу. Я тебя вытащу. Что тебе сделается, дубина железная? Универсальный ключ выскальзывает из непослушных пальцев. Перчатку к черту. Черт, что ж ты такой горячий? Блок памяти со скрежетом выламывается из горелого железного нутра. Голос в голове утихает. Лямки ранца срезать. Все выкинуть. Руки не слушаются. Блок в ранец. Теперь назад.

Толкая ранец впереди себя, Сергей ползет по камням. Осатаневшая от его наглости пехота противника бьет из всего, что у нее есть. Стены над головой разлетаются каменными брызгами. Бетонная крошка с пулевым стуком отскакивает от иссеченной брони. Глаза с трудом различают свет в закопченном мареве. Он сгибает и разгибает ноги, огромной раздавленной гусеницей телепаясь по каменному крошеву. Земля цепляется за него сотнями пальцев. Хватает за ремни разгрузки. Присасывается к броне. Он с трудом вырывается, толкает тело вперед, чтобы через несколько сантиметров снова попасть в жадные объятья. Выкрошенные из стен битые кирпичи превращаются в непроходимые горы. Нет сил приподнять грудь и переползти через них. Приходится извиваться в обход. Раскаленный воздух то и дело наподдает ему жаркой волной от близких разрывов. Пытается перевернуть на бок. Подставить под пули. Разбрызгивая по стеклу кровь из носа и рта, Сергей трясет головой, разгоняя тягучую муть в мозгах. До боли в груди вбирает в себя воздух. Снова упрямо толкает от себя драгоценный мешок. «Чем же я тебе не угодил?» — бормочет он горелой земле под носом.

Кажется, он прополз целый километр. Из моря грохота возникает огромная тень. Ее стальные гусеницы со скрежетом перемалывают кирпичи в красную труху. «Бу-бу-бу» — невыносимо громко произносит тень. Кажется, сейчас его уши взорвутся. Близкое «чиф — чиф — чиф» над головой. В такой заднице «косилки» долго не думают. Вот-вот накроют квадрат плазмой. Чьи-то руки подхватывают Сергея, вцепившегося в изорванный ранец, и грубо тянут. Красноватый сумрак вокруг него трясется и подпрыгивает, лязгает и грохочет. Швыряет его избитое тело из стороны в сторону. Наконец, замирает. Ослепительный свет режет глаза. Кто-то стаскивает с него заляпанный кровью шлем.

«Санитара!», — гулко перекатывается в голове.

Тупые прикосновения. Его извлекают из панциря, как улитку. Холодно. Без брони он гол и смешон. Хочется скрючиться, подтянуть колени к подбородку. Больно рукам. «Не отдам! Это мое!». Тычут в ногу чем-то острым. Дышать. Воздух застревает в груди, не желает выходить обратно. Больно рукам. «Садж… Садж…» — чертовы губы, как у пьяного. Заплетается язык.