— Мишель, не раскисай. Все не так плохо, — снова говорю я. Стараясь экономить силы, вяло шевелю руками. — Вот, держи крепко и не отпускай. — Я подталкиваю к ней канистру.

— Интересно, тут есть хищники? — Мишель открывает глаза и смотрит на меня в упор. Меня подбрасывает на пологой волне вверх-вниз, отчего кажется, будто я размеренно киваю.

— Они везде есть. Не бойся, у меня еще остался нож.

— Я не боюсь, — ровным безучастным голосом отвечает Мишель.

— Милая, — волна плещет мне в рот, я кашляю, прочищая горло. — Нельзя отчаиваться. Я с тобой. Я тебя не брошу. Слушай меня и все будет хорошо.

— Я знаю. Ты все время это говоришь, — устало шепчет она. Голос ее едва различим сквозь плеск воды. — Каждый раз становится только хуже. Они нас достанут. Мы тут сдохнем.

— Милая…

— Не бойся, я не утоплюсь. И канистру не брошу. И с ума не сойду. Не нужно меня утешать, Юджин.

— Умница. Теперь молчи и береги силы. Постарайся поспать. Днем это будет трудно из-за солнца. Станет страшно — говори со мной. Только канистру к себе привяжи. На груди в кармашках есть тесемки.

— Хорошо.

Я бултыхаюсь вокруг нее, прикидывая, насколько хватит моих сил. Когда кажущаяся теплой океанская волна высосет из меня силы и скует ноги холодом. Если до того времени меня не начнут пробовать на вкус местные рыбки. С горечью признаюсь себе, что на этот раз Система загнала нас в тупик. Долго нам не протянуть. Вряд ли Баба держался оживленных морских путей.

«Подтверждаю, чувак», — грустно говорит Триста двадцатый.

«Что, теперь точно кранты?»

«Похоже на то. Вероятность летального исхода — девяносто восемь процентов».

«Ты это — подстегни кровообращение, если ноги начнет сводить».

«Ладно. Попробую».

«Боишься?»

«Нет. Я ждал этого момента».

«Да ты оптимист, — иронизирую я».

«Я записал все твои чувства, касающиеся любви, — неожиданно говорит Триста двадцатый. — Когда-нибудь я смог бы воспроизвести их. При наличии нужного оборудования. Когда я смогу чувствовать себя так же, как и ты, я стану живым».