Поезд вновь пошел быстрее; Олег Иванович устроился поудобнее и принялся читать. В Екатеринославе в вагон взяли пачку газет, и он от нечего делать разжился у проводника «Екатеринославскими губернскими ведомостями».

– Между прочим, в Брокгаузе точно так и написано, как этот дядька говорил, – подал голос Ваня, опять взявшись за планшет с Брокгаузом. – Выходит, царский поезд разбился по чьей-то глупости? Вот, слушай:

«Надо сказать, что в таком виде императорский поезд ездил лет десять. Имевшие к нему отношение железнодорожники, да и сам министр путей сообщения, знали, что это технически недопустимо и опасно, но не считали возможным вмешиваться в важные расклады придворного ведомства…

Анатолий Федорович Кони, допрашивавший Посьета, попытался выяснить, почему тот не обращал внимания государя на неправильный состав поезда. Посьет сказал, что очень даже обращал – еще Александра II. Десять лет назад присутствовал при встрече на вокзале германского императора. Быстро подлетевший к перрону немецкий поезд сразу же остановился. «Вот как это у них делается! – сказал Александр. – А мы замедляем ход и подползаем к станции».

– То есть император сам и потребовал, чтобы поторопились? – допытывался Ваня. – А спорить с ним никто не посмел?

– А куда им деться? – резонно возразил отец. – Государь все-таки. Александр Миротворец вообще был известен… то есть сейчас известен крутым нравом; ему мало кто решается перечить.

Иван продолжал читать вслух:

«…Железнодорожный персонал чрезвычайно заботился об удобстве и спокойствии государя. Положено было, например, самые тяжелые вагоны подцеплять в начало состава, за паровозом. Но там же дым, гарь, шум – и тяжелые царские вагоны ставили в середину. У всех пассажирских поездов полагалось после смены паровоза проверять тормоза: отъезжая от станции, поезд разгоняли и подтормаживали. Но венценосное семейство не осмеливались подвергать лишним толчкам и тряске, поэтому тормозов не проверяли…»