– И последний вопрос, – сказал репортер, завертывая зуб в бумажку. – Вы, кажется, упомянули, что этот труп доставили вместе с тем, что зарезан? Нельзя ли уточнить – так это или нет?

Густые подмосковные леса за окном внезапно сменились мельканием крыш – амбары, сараи, домишки… И заборы, заборы – лишь изредка прерываемые унылыми кирпичными пакгаузами и водокачками сортировочных станций.

– Прибываем, господа! Поезд прибывает на Нижегородский вокзал! – застучало в коридоре. – Поезд прибывает, господа пассажиры!

Пыхтящий паровоз, казалось, еще усердней тянул вагоны, стремясь поскорее прибыть к дощатой пристани амбаркадера.

Олег Иванович встал, извлек из багажной сетки саквояж и кивнул Ване:

– Ну что, готов? Да, и проверь – мы там багажные квитки не потеряли?

Пассажиры вагонов первого и второго классов сдавали крупную кладь – как знаменитая дама в стихотворении Маршака. К поезду, позади почтового, были прицеплены два темно-коричневых трехосных «багажных» вагона. На каждый сданный туда предмет полагалась квитанция темно-зеленого цвета; провоз стоил три копейки. По прибытии багаж следовало получить там же, у «багажников» (так назывались работники, ездившие вместе с багажными вагонами), или вручать квитанции носильщику, который и выполнял всю процедуру.

Ваня завозился по карманам и извлек на свет тоненькую пачку бумажек:

– Вот, нашел! Все пять… нет, семь! Нет, кажется еще… восемь! Теперь точно все.

Олег Иванович с неодобрением покосился на сына. Еще в Одессе Иван категорически отказался возвращаться к прежней «форме одежды» – он и в поезде не стал снимать пустынных бермудов, оставил флягу в чехле, высоченые коркораны с сетчатыми вставками и песочного цвета жилет-разгрузку. Пассажиры классного вагона с недоумением косились на экзотически одетого подростка, но Иван только улыбался им во весь рот из-под выгоревшей куфии-арафатки из «Сплава», пережившей ближневосточный анабасис.

Олег Иванович, напротив, оделся вполне традиционно. Взятый еще из Москвы багаж, отправленный из Маалюли в Триполи, был стараниями тамошнего консула переправлен в Одессу и дожидался их там; так что мужчина извлек на свет божий полотняную пару, прикупив к ней в Одессе новомодное (для 1886 года, разумеется) канотье. В таком виде и сошли они на перрон Нижегородского вокзала.

– Олег Иваныч! Дядя Олег! Иван!

По перрону навстречу им спешили Николка с Яшей; гимназист бежал первым, радостно размахивая фуражкой. Яша же, старательно сохраняя серьезный, взрослый вид, шагал за ним.

– Ну вот мы и приехали!

После положенной порции объятий все четверо двинулись к багажному вагону; Яша, вспомнив о том, что он вообще-то числится у господина Семенова в помощниках, завладел багажными квитками и отправился вперед, за носильщиком. Николка же, захлебываясь, пытался пересказать прибывшим все новости. Новостей было много, и мальчик торопился, чтобы успеть, пока не вернется Яков и не перехватит у него инициативу. Трудность, однако, заключалась в том, что и Ваня торопился рассказать об их поездке, – в результате мальчики то и дело останавливались посреди перрона, крича, жестикулируя и мешая пассажирам, тянущимся от своих вагонов к зданию вокзала.