Шу, между тем, добрел до терминала и склонился над ним. К крайнему удивлению Йаати, терминал работал. По крайней мере экраны с непонятным узором горели, лишь иногда шли волнами, когда мигал свет. Похоже, что вся эта фигня действует больше на нас, отстраненно подумал Йаати, и большая часть всех этих ужасов нам сейчас просто кажется…
Бедро, однако, дико жгло, и, взглянув на него наконец, Йаати увидел замысловато-ветвистый, словно морозный узор, ожог. Ярко-красный, — но, к счастью, без волдырей. Болело, однако, просто изумительно, и Йаати передернулся. Это уж точно ему не померещилось. И, когда его вновь окунуло в вопящую радужную пустоту, он не на шутку уже испугался: сейчас ему казалось, что он тонет в ней, нет, даже хуже: что его, само его сознание, злобно разрывают на части… некие формы, которые даже сейчас оставались за пределом его зрения. Наверное, и к лучшему, потому что здесь, в этом вывернутом наизнанку мире, образы были совершенно реальны, и контакт с некоторыми кончился бы для него примерно так же, как контакт с асфальтом при падении с сорокового этажа. Тем не менее, он вынырнул и в этот раз, увидев склонившегося над пультом Шу. Тот опять ничего не заметил, и Йаати подумал, что эти странные… провалы как-то больше льнут к нему, — должно быть, в силу его странной способности смотреть в разные места, и даже самому проваливаться в них. Ладно, хоть какая-то польза от него…
Он не представлял, правда, что с ним стало бы, провались он в эту радужную бездну ещё раз… но тут откуда-то снизу докатился мощный гул, на сей раз, совершенно реальный: под босыми ногами Йаати завибрировал пол. Мир вокруг него опять треснул, как стекло, и он увидел, как над Цитаделью поднимается шпиль бело-зеленого огня. Словно разбившись о небо, он развернулся звездообразным зонтиком, вывернулся наизнанку и начал превращаться в пылающий огненный шар, — точно такой же, какие поднимались над башнями Цитадели, но намного, намного больший. Шар рос, набухая всё больше, — и вдруг из него ударил толстый белый луч, похожий на поток жидкого солнца. Очевидно, это был главный калибр Цитадели, и результат оказался впечатляющий: луч буквально вспорол стену водянистой мглы, превращая её в сплошное море огня. И двинулся дальше, по кругу, оставляя за собой клокочущую массу пламени и ядовитого даже на вид зеленовато-коричневого дыма. Чудовищные тени шарахнулись в глубину водянистого моря… и Йаати вдруг понял, что стало очень тихо. Свет горел ровно, ничего не мерцало и не жужжало в голове, и не вышибало его нафиг из привычной реальности. Тело тоже подчинялось идеально, его больше не трясло, не обжигало, не морозило. Болел только ожог на бедре, — но болел радостно и мощно.