— Что… — Шу ошалело мотнул головой и вновь склонился над пультом. Йаати же ощутил, как его с мягкой, но неодолимо нарастающей силой вытягивает из мира… нет, ему самому с невероятной силой хотелось погрузиться в эту… в это… и он тоже ошалело помотал головой, уже понимая, что это лишь новая форма атаки, не вышибающая дух из тела, а мягко выманивающая его… куда?..

Йаати страшно испугался, что сам, помимо воли, прыгнет… туда, и в тот же миг на него накатила вдруг страшная тоска: зачем ему жить, если он не сможет слиться… слиться…

— Готово! — крикнул Шу, вскакивая. — Таймер запущен, бомба сработает всего через минуту.

— А люди? — тупо спросил Йаати. Соображал он сейчас не слишком хорошо, и потому почти не испугался.

— Люди в стазисе, им ничего не будет, — Шу скривился, сжав руками голову, — верно, и его тоже накрыла эта манящая томная гадость.

— А мы? — никаких стазисных капсул вокруг видно не было, и, даже если бы они успели в них забраться, выпустить их оттуда было бы уже некому…

— Закроемся в контейнере, он должен защитить. А теперь живо, живо, живо!..

Йаати ошалело мотнул головой, изо всех сил стараясь вытрясти из неё все лишние мысли, потом, вслед за Шу, бросился к контейнеру. Ухватившись за вырезы в крышке, они изо всех сил потянули её на себя. Босые ноги скользили по полу, руки до самых плеч пробила боль, — но Йаати, озверев от неё, упрямо продолжал тянуть: может, это уже и не имело смысла, но, пока он что-то делал, он не мог испугаться уже окончательно, до смерти.

Тяжеленная плита сначала, казалось, не двигалась, — но потом всё же стронулась и поползла, сначала медленно, потом всё быстрее. Йаати попятился, потом споткнулся об край и позорно грохнулся на задницу. Уже в последний миг он успел убрать ногу, — и крышка захлопнулась. Они оказались в кромешном, без единого лучика, мраке, и в такой же кромешной тишине: тянущий морок исчез, словно его вдруг отрезало. Зато Йаати увидел вдруг себя и Шу: он словно залез в зеркальный куб, невыносимо тесный. Отражения его сути стремительно умножались, теснили, налезали друг на друга, мучительно дробя её, — он как бы оказался в стремительно вращавшемся калейдоскопе. И в него вдруг ворвались ослепительные белые лучи. Смотреть на них было, буквально, мучительно больно, — они кололи душу, как иголки, а ни зажмуриться, ни отвернуться Йаати сейчас почему-то не мог…

Он не представлял, что стало бы с ним, продлись этот кошмар ещё хоть мгновение, — сошел бы, наверное, с ума, или сотворил что-то, уже совершенно немыслимое, — но в этот миг в нем словно что-то лопнуло и обрушилась тьма.