— О! Прошу прощения! — Вика взялась за руль, — не смею тебя более задерживать. Спасибо и всего наилучшего!

Автомобильчик глухо заурчал и покатился дальше по пыльному проселку. Я же, скатившись с ивы, перемахнул через забор и прямо через поле кратчайшим путем со всех ног помчался к дому.

Отец сегодня снова не пошел на работу, поскольку ожидал чьего-то звонка, и сидел на веранде, в очередной раз ковыряя вынутый из скважины насос, который ломался с прямо-таки удручающей регулярностью. В несчастном аппарате уже не осталось ни одной родной детали, но это ничего не меняло.

Я взлетел на крыльцо, весь покрытый пылью и задыхающийся после стремительного забега.

— Я Пустышку видел! — выпалил я, остановившись прямо перед отцом.

— Пустышку? — перепачканные в машинном масле руки застыли над распотрошенным насосом, — где?

— Там, у перекрестка, — я махнул рукой с сторону дороги.

— Давно?

— Да только что, минут пять назад!

— Ты уверен?

— Я видел медальон у нее на шее, — я покрутил пальцем около того места на груди, где он висел у Вики.

— И что она там делала?

— Поехала на наш рынок.

— Какого черта ей здесь надо?! — фыркнул отец, ни к кому конкретно не обращаясь, и вновь пристально посмотрел на меня, — она тебя видела?

— Да, мы с ней…

— Ты что, с этой мразью разговаривал!?

— Да так, всего пара слов… — я слишком поздно понял, какую оплошность совершил, — она только…

Грозно, как надвигающееся цунами, отец поднялся из-за стола. Он отбросил в сторону отвертку и крепко ухватил меня за подбородок мозолистой и пахнущей металлом рукой.