Вернув книжку на полку, шаманка медленно обернулась. В подсвеченном взгляде, чуть видимом сквозь дыхательную маску, читался немой вопрос.

— Не надо быть семи пядей во лбу, чтоб догадаться, — спокойно ответил я, несмотря на то, что раздражение, проснувшееся в душе с ее визитом, усиливалось с каждой секундой.

— Могу я присесть? — спросила она, указав на лежак, заваленный шмотками.

— Пожалуйста.

Терпеливо дождавшись, когда шаманка устроит свой худощавый зад на моей кровати, я скрестил руки на груди и осведомился:

— Ну?

— С момента твоего вызволения из цепких лапок Майры Метары, нам так и не удалось как следует поговорить, — начала она, опустив свои зеленоватые ладошки на коленки. — И это не потому, что я не старалась. Но кто-то постоянно вмешивался и не позволял нам оставаться наедине.

— Вы про Мекета?

— И про него тоже.

— Думаете, он намеренно не хотел, чтобы мы говорили друг с другом?

— Уж не знаю, намеренно ли, однако перспектива того, что мы с тобой можем каким-то образом сблизиться, его не шибко устраивала. Да и до сих пор эта идея, насколько я погляжу, не дает ему покоя. Кажется, твой брат чего-то боится.

— Не боится, — возразил я, заглядывая сквозь забрало ее маски, — а не желает принимать. Он хочет, чтобы все оставалось как прежде и не понимает, что так быть просто не может. А еще его гложет чувство вины. Но это ерунда и быстро пройдет.

— И в чем он винит себя, позволь поинтересоваться?

— Вас это не касается, — отрезал я.

Качнув своей объемистой головой, шаманка признала:

— Разумеется. Прости мне мое любопытство. На самом деле я пришла справиться о твоем самочувствии. Хотела узнать, как ты себя чувствуешь после всего, что случилось на той станции?

— Той станции, — эхом откликнулся я, тяжело опускаясь в кресло. Вопрос огианки, казалось, был задан исключительно из альтруистичных соображений, но что-то подсказывало мне, что она не из тех, кто будет переживать о ком-то исключительно по доброте душевной. Чего же она хотела? — Той станции… Я стараюсь не вспоминать об этом.

— Могу тебя понять, — откликнулась она, явно неудовлетворенная моим ответом. — И все же, произошедшее нельзя просто выбросить из головы, как обычный дурной сон, иначе велик риск, что он может повториться. Не думай, будто я здесь для того, чтобы облегчить твои страдания, неважно физические или душевные. Сейчас они меня не особенно волнуют. На Оджия-Прайм боль считается неотъемлемой частью процесса перерождения. Все, чего я хочу, это научить тебя с помощью этой боли сделаться выносливее. Стать достаточно сильным, чтобы не позволить Майре пленить тебя во второй раз.