Арсений не двигался. Игорь с братом ерзали беспокойно на твердых стульях. Отец курил с Артемом, сыновья глядели на него завистливо, но просить не решались.
– Я домой не хочу, бать! – баском запротестовал Михаил или Игорь. – Давай останемся. Я бы помог.
– Смысла нет, – сказал Артем. – Сколько их там? Может, двадцать человек. Может, больше. И они уже готовы будут. Мы даже впятером не удержимся. А потом… Красная Линия. На ней тысячи людей живут. У нее армия. Армия настоящая.
– Останемся, па?
– Идите. Не надо. Идите, расскажете там у себя… В вашем Муроме. У вас правда можно без фильтра дышать на улице?
– Правда.
– И овощи… Растут? Нормально?
– От дождя закрываем их. Дожди опасные. Воду чистим. Но так – да. Помидоры. Огурцы.
– Помидоры это прекрасно.
– Странно слышать про коммунистов. Про фашистов. Какой-то прошлый век.
Артем пожал плечами. Думал сейчас: как он от порога еще, еще через решетку не угадал, что эти трое людей не могут быть разведчиками с форпоста? Они же вообще не похожи на людей из метро. Ничем. Как будто с Марса прилетели.
– А вы там… Во что верите?
– Мы в монастыре там живем, не в самом городе. У нас монастырь старый, красивый, на берегу реки. Свято-Троицкий. Настоящая крепость. Такая, знаешь, белая крепость с небесно-голубыми куполами. Поразительное место. Там нельзя в Бога не верить.
– А вообще – в себя, – гавкнул задорно Игорь или Михаил.
– Везет вам, – вкривь и вкось улыбнулся им Артем. – А у нас ни монастыря, ни себя. Ни хера не осталось.
Арсений закрутил окурок в мятую банку из-под какой-то доисторической рыбы, поднялся с места.
– Это тебе надо говорить. Тебе надо людям все рассказывать, а ты теряешь время на нас. Иди.
– Я вас провожу.
– Не надо. Ты… Говори. А мы уж постараемся сделать так, чтобы ты говорил подольше.