Всего-то один день прошел. Бывают же такие дни.
Не узнавал Артем город в окне. Москва-то та же была, что и утром. А вот ему глаза новые вставили.
Странно ему было. Странно и глупо.
Все теперь невсамделишное стало вокруг: заброшенные дома – декорации, пустые дворцы – обманки, мертвецы в машинах – манекены. Глядел раньше себе в волшебную трубу, видел в ней прекрасный и щемящий мираж; черт дернул ее разобрать – а в руки выпала раскрашенная картонка и стеклянные разноцветные крошки. А о картонке – как мечтать?
Он пытался снова любить Москву и снова тосковать по ней – не мог. Она же розыгрыш. Она ведь вся – полый макет, и погибшие люди в ней – только макет людей, и горе их – выклеено из папье-маше. Все устроено так для зрителей: как будто бы для подземных, а на самом деле – для заокеанских.
Вот и сделал открытие. Вполне великое: всю Землю все-таки открыл, все материки разом. И бесполезное – за три недели ничего с этим знанием не сделать. Да и три ли недели осталось? Доза плюсуется, и сколько он там еще радио надышался? Может, две, а не три.
Проехали вдоль реки, мимо Кремля.
Кремль стоял целехонький, а тоже дохлым прикидывался.
Вспомнилось, как на Шиллеровской надзиратели на всякий случай разбивали мертвым людям арматурой головы, чтобы живого не похоронить. Доверяй, мол, но проверяй.
Что, прав Мельник? Что, стоит оно того?
Врут людям, да: но ради их же спасения. Так?
Можно с этим как-то жить? Хоть бы и две недели?
У Мельника спросим.
* * *
На Боровицкой все прошли дезактивацию. Леху с Савелием забрали куда-то, обещали не обижать. Летяга повел Артема по темным переходам – на Арбатскую, к Мельнику. Артем не говорил: как будто зубы смолой склеило. Летяга насвистывал мучительно.
– Что там в Рейхе было? Как выбрался? – когда песенка пошла на третий круг, спросил все-таки он.
– Мрак, – сказал Артем. – Думал, сдохну. Письмо этот отнял. Дитмар.
– Мы знаем.
– Видишь, – не глядя на Летягу, пошутил Артем. – Вы все знаете. Только я, по ходу, не знаю ни хера.
– Прости, братик, – попросил тот. – Я правда хотел тебя достать оттуда. Но такой ахтунг начался. С красными, с Рейхом.