Бой разгорался. Кочевники облепили их со всех сторон и, один за другим, перелазили с лошадей на движущуюся платформу. Теперь уже только один лишь Годзилла оставался «мотором» всего экипажа. Трое остальных гладиаторов, стоя спиной друг к другу, с большим трудом отбивали эти отчаянные и бешеные атаки. Из-за тесноты нападающие не могли воспользоваться своим численным превосходством и вскоре их тела со сломанными шеями и перебитыми конечностями уже услали землю по обе стороны от железной дороги. Немногие оставшиеся в живых, увидев в своих рядах такие потери и решив, что цель им явно не по зубам, развернули лошадей и тотчас поскакали прочь от этой четвёрки заговорённых гладиаторов. Несмотря на это, беглецы ещё долго и неистово крутили рычаги и гнали повозку вперёд, опасаясь новой погони.

Привал они решили сделать лишь с наступлением сумерек, когда большое, багровое светило на небе уже почти опустилось за горизонт. Город и вся Долина Королей остались далеко позади. Теперь, со всех сторон их окружала только голая и безжизненная пустыня, простирающаяся вперёд на многие сотни километров. После того как повозка остановилась и Годзилла с Бонапартом отправились разведать окрестности, Син Тай обернулся и ещё раз внимательно осмотрел человека с которым он ещё утром насмерть дрался на арене.

— Сегодня ты дважды спас мою жизнь. По обычаям моего народа, это означает, что теперь я твой должник.

— Для меня достаточно будет и обычной благодарности.

— Но почему ты не прикончил меня ещё тогда, в Колизее? Это ведь была бы такая удачная возможность отомстить за своего друга.

— Нас, людей осталось не так уж и много, чтобы мы могли позволить себе такую роскошь — убивать друг друга только ради мести. Ты убил Столетнего в честном бою, защищая собственную жизнь.

— Достойные слова. Я бы даже сказал, что такие слова не могут принадлежать обычному скитальцу и гладиатору. Так кто же ты такой на самом деле, парень?

— Пока я этого не знаю.

Безымянный поднял глаза и вместо ответа поначалу лишь долго и задумчиво смотрел за горизонт. Солнце уже почти совсем скрылось вдали и с наступлением ночи ужасный зной в пустыне сменился леденящим холодом. Годзилла и Бонапарт, к тому времени, уже отыскали в повозке кое-что из еды, а из деревянных ящиков развели небольшой огонь. Вскоре от костра потянуло аппетитным запахом жареного мяса.

— Я так много пока ещё не помню. Кто я такой и какова моя цель в жизни — всё это пока покрыто туманом и неизвестностью. В последние дни в моей памяти проясняются какие то отрывки из прошлого, но они такие странные, что оставляют после себя гораздо больше вопросов чем ответов. Я часто слышу голос. Голос какого то близкого и родного мне человека, который зовёт меня на помощь. Я готов идти на выручку, но я не знаю откуда он доносится и кому принадлежит. А ещё я помню борьбу, помню войну и помню своих врагов. Это огромные и безобразные чудовища с железными ступнями вместо ног и пулемётами вместо рук. Они прячутся в сумраке и до смерти боятся дневного света. У них есть своё гнездо, своё логово в каком то далёком, разрушенном городе, погружённом во мрак и ставшим огромным кладбищем для живых людей. Впрочем, люди живут там до сих пор, но эта жизнь врят ли может быть лучше смерти. Закованные в цепи, они, день и ночь, трудятся на раскопках завалов, каждую секунду, каждое мгновение проклиная своих ненавистных хозяев.