Шашшасин сделала еще два шага вперед… И Комета тоже сделала два шага, хотя вовсе этого не хотела. Ноги перестали ей повиноваться. Девушка не испугалась и не запаниковала. Она просто закрыла глаза, рассчитывая избавиться от черного взгляда и разорвать магическую связь. Но даже сквозь плотно сжатые веки Комета продолжала видеть глаза Шашшасин. Она поняла, что ее соперница использует более мощный механизм внушения, чем простой гипноз.

Комета открыла глаза и сделала неприятное открытие: оказывается, дистанция сократилась еще на несколько шагов, а она этого даже не почувствовала. Более того, когда Комета попыталась поднять руку с кинжалом, у нее ничего не получилось. Тело не повиновалось командам мозга. А вот это уже было страшно: оказаться в тюрьме собственной плоти и идти на заклание, не имея возможности себя защитить.

Трибуны застыли в напряжении. Все понимали, что на арене происходит не столько борьба мускулов, сколько состязание воли. Эсэсовцы, возможно, не раз имели возможность полюбоваться на подобное зрелище. И раз Шашшасин до сих пор была жива и здорова, значит все ее противники…

Комета постаралась прогнать подобные мысли. Девушка подозревала, что они также внушаются ей Шашшасин. Вместо этого она вызвала в памяти свои победы. Многочисленные и неоспоримы. Она отомстила зиганьерам. Она освободила Холмогорье… Но она не смогла предотвратить взрыв Всемирной нефтяной биржи Велпасии…

Шашшасин презрительно усмехнулась. Комета похолодела. Если эта сотрудница СС умеет читать воспоминания, то она может узнать и истинные планы Кометы относительно Верховного Генералиссимуса.

Но Шашшасин, даже если и разоблачила Комету, не торопилась огласить свои знания. Она развела руки широко в стороны, и оказалось, что у нее в руках не дубинка, а парные ножи. Ножнами для одного служила рукоятка другого. Шашшасин обнажила лезвия, а затем медленно скрестила их, не переставая смотреть прямо в глаза Кометы.

«Неужели это конец?! — мысленно вскричала девушка. — Неужели так просто выключить меня, «светлое воплощение» и инкарнацию третьей степени? Неужели только за этим я воплотилась в Шаггашугу Гахс-Афан, чтобы пасть на глазах кровавого тирана и его жестоких воинов? Нет! Я одержу победу. Мне нет преград! Ведь я…»

И тут в глазах Кометы потемнело, а виски пронзила боль. Она едва не назвала имя, которого не помнила и не должна была помнить. Она едва не вспомнила то, что ей пока запрещено было вспоминать. Девушка застонала. По трибунам прошелестела волна тихого шепота. Все решили, что развязка поединка близка.