Как будто он знал. Как будто кто-нибудь знал в этом вдруг слетевшим с катушек мире. Аборт он мог бы организовать у кого-нибудь из коллег. Быстро. Безопасно. Безболезненно. А если через месяц вероятность возрастёт до пятнадцати? А через шесть — до двадцати пяти? Останется тогда у Эльки хоть какой-нибудь шанс? У других девочек — останется ли?

Ещё пять лет назад никто знать не знал о синдроме Ирудo. Теперь не знают только умалишённые. А может, и они уже знают.

— Аркадий Александрович, — дверь на потайной балкончик приоткрылась, — у Голубевой уже потуги начались.

— Иду, — Бочаров потёр потный, несмотря на холодную погоду, лоб и вышел в больничный коридор.

Бочаров привычными, отработанными до автоматизма движениями влез в бахилы, вымыл руки, натянул латексные перчатки.

Голубева — молодая, обширная, голосистая — несмотря на эпидурал, кричала, не жалея лёгких. Рядом суетилась медсестра.

— Всё хорошо, — успокаивающе начал Бочаров, — все идёт как надо. Всё уже почти кончилось. Сейчас по моей команде начнём тужиться. Как можно сильнее. И всё у нас будет прекрасно.

Совершенно ошалевшая от важности момента Голубева ничего не ответила, только вцепилась в простыню потными руками.

Через двадцать минут он принял в окровавленные ладони красного, сморщенного как сухофрукт, вымазанного слизью младенца.

«Без разрывов обошёлся», — мысленно похвалил себя Бочаров и хлопнул новорождённого по попке.

Новорождённый молчал.

«Это ещё ничего не значит», — подумал Бочаров и передал младенца педиатру Бианкину — проводить тесты по шкале Апгара.

Дыхание… Сердцебиение… Рефлексы…

— Всё в порядке? — тревожно спросила уставшая распаренная роженица.

Бочаров бросил быстрый вороватый взгляд на Бианкина. Тот виновато улыбнулся и едва заметно качнул головой. Бианкин безошибочно определял синдром Ирудо у новорождённых. На глазок. Когда они ещё ничем не отличались от обычных детей. Как это ему удавалось — одному богу известно. Такое пока не получалось даже у самого совершенного оборудования.

— Ребёнок здоров, не волнуйтесь, — туманно ответил роженице Бочаров. — Сейчас дадим его вам. Покормите.

— Второй за день, — сказал в ординаторской вечно растрёпанный Бианкин, сжимая в руках кружку чёрного, как душа Кощея, кофе. — Скоро для них надо будет второй бокс открывать.