Девочка в красных штанишках набрала в совок песка и высыпала на голову мальчику Ирудо. Тот, не поворачивая головы, часто-часто заморгал глазами. На проделку маленькой агрессорши никто внимания не обратил.

Возвращался Бочаров уже в сумерках. Тускло горели пыльные фонари. Ещё слаще пахло молодой листвой. Он с трудом втиснул «Тойоту» между криво вставшими «Шкодой» и «Кией». Осторожно приоткрыл дверцу, выставил ногу на мостовую.

— Папа, — тихо позвали рядом.

Элька сидела на лавочке, накинув куртку на плечи.

Заговорила быстро, будто боялась, что Бочаров ее перебьёт.

— Пап, я решила. Устрой мне аборт. У одного из своих докторов. Пока ещё срок маленький. Только не отговаривай, я тебя прошу.

— Хорошо, думаю, договорюсь на следующую неделю. Ты точно решила?

— Я точно решила. Правильно — не правильно, но решила.

— Эль, — Бочарову захотелось обнять дочку, как маленькую, но побоялся, что ей не понравится. — Я на твоей стороне по определению. Просто не могу иначе. Хочешь, пойдём мороженого съедим?

— Не хочу. Твои методы утешения за последние пятнадцать лет ничуть не изменились. Маме не говори, ладно? — Элька легко поднялась, подхватила сумочку и растворилась в сумерках, как городская нежить: бесшумно и без следа.

Бочаров занял её место на скамейке и достал сигарету.

Проходя мимо песочницы, Бочаров увидел давешнего мальчика Ирудо. Похоже было, что тот так и сидел здесь с утра. Теперь уже в одиночестве. Остальных детей увели домой мамы: ужинать и смотреть «Спокойной ночи, малыши».

Мальчик по-прежнему напряженно всматривался в потёкшие сумерки. Под попой у него расплылось большое тёмное пятно: подгузник не справился.

— Бросили, — понял Бочаров. Почему-то он даже и не возмутился особо. Хотя должен был.

Надо бы полицию вызвать.

Сколько их придётся прождать? Час, не меньше. Холодно уже. И ветер поднялся.

Бочаров вздохнул, подошел к мальчику, ухватил за плечо, заставил встать:

— Идём, брат. Ждать лучше дома, в тепле.