— Почему?

— В этих холмах бьется сердце мира, Ланс. Так случилось, что оно стало биться громче, и на зов его приходят разные люди. Скажи, Ланс, когда ты уезжал из столицы, с тобой ничего странного не произошло?

Ланс Коэн нахмурился.

— Было кое-что… Но я не уверен…

— Что случилось?

— В последние дни перед отъездом я много думал о том, не совершаю ли я ошибку. Все-таки я, можно сказать, рискую карьерой, да всей своей дальнейшей судьбой, пожалуй, тоже. Но ведь я сам написал рапорт с просьбой о переводе, идти на попятный было поздно…

— Так что случилось?

— Когда я уезжал из города, мне казалось, меня кто-то преследует. Я пару раз оборачивался, но никого так и не увидел. И только когда я выехал из городских ворот… Людвиг, я боюсь, ты сочтешь меня сумасшедшим. Понимаешь, я увидел самого себя. Обернулся — и увидел себя, тоже верхом, на той же лошади. Я стоял там, за воротами, и смотрел вслед самому себе. Мне это, наверное, попросту показалось, но, понимаешь, я до сих пор об этом думаю. Я думаю: вот вернусь в столицу, а там — я…

Людвиг нахмурился.

— Ты брату об этом сказал?

— Нет. Мы к тому времени уже распрощались, он не провожал меня.

— Ты мог бы ему написать и послать вестового из первого же гарнизона по пути.

— Но ведь это было бы личное письмо, а не рапорт.

— И что? Тебе следовало это сделать.

Коэн в упор уставился на своего друга.

— Почему? — спросил он. — Почему ты так считаешь?

— Потому что тебе не показалось, Ланс, — он встал. — Я скажу об этом Гину, пусть отправит зов Ингреду. Он должен об этом знать.

— Да в чем дело? — Коэн встал тоже и, ухватив кронпринца за руку, остановил его.

— Долго объяснять, Ланс. Просто поверь мне.

— Я тебе верю. Но…