…встретились они получасом позже.

Кленовый сироп, пропитав рукав, въелся в кожу, и соскребать его пришлось мочалом. Глеб и сейчас-то не был уверен, что отмылся полностью.

Хорош он будет, однако…

А с Анной поговорить следует, тем паче билеты заказаны, а поезд отправляется ночью. И конечно, можно было бы поехать одному, но что-то подсказывало: разговор предстоит непростой.

И не факт, что его допустят к чужим семейным тайнам.

— Можно? — лысая голова показалась в дверном проеме. — Как вы, ваша милость? Не порезали?

— Не порезали. А вы как?

— Царапину затянул. Кость треснула, повязку наложил, силы добавил, но болеть пару дней будет. Оно и полезно. В другой раз думать будет. Хотя и недолго.

— Надо было давно этот нож отобрать, — чувство вины было знакомым, привычным, но оттого не менее муторным.

— Надо, — согласился Васин. — Да только вы ножичек отнимете, а они заточечку сделают. Или еще чего издумают. Дети же. На придумки гораздые.

Он медленно втиснулся в дверной проем. И плечи поникли, и сам Васин съежился, точно желая казаться меньше, но все одно лысая макушка почти касалась люстры.

— Присаживайся, — Глеб указал на кресло. — Что… сейчас?

— Убираются. Кто хотел, тот поел. Кто нет… к обеду, чай, не помрет.

— С детьми раньше работали?

Васин поскреб макушку. А череп-то неровный, с одной стороны будто примят, с другой — буграми пошел. И смотреть на это неприятно.

— Так… в приюте годик был… сперва в истопниках ходил, после-то и в помощники взяли.

— Ушли?

— Новая хозяйка объявилась. Ей на мою рожу смотреть невместно было вот и… еще в последние года два с новобранцами нянькался, так разница, ваша милость, невеликая.

Что ж, формально можно сказать, опыт имелся. Вид… тоже скорее соответствовал. И Глеб вытащил коробку.