Под тканью капюшона, казалось, промелькнула улыбка.

— Это так, — признал Коготь. — Но для закрепления своего права на престол ему понадобятся верные и богатые кланы, и не из человеческой расы. Дворфийская диаспора славится своей надежностью и умением вести дела — это общеизвестный факт. Настолько общеизвестный, что кому-то захотелось подорвать её мощь. Почему досточтимый совет семерых собрался сегодня не в полном составе? Где почтенный Гриманд Элмор, один из мудрейших дворфийских танов? Очевидно, свое место за столом он сменил на кровать, и лишь Титанам ведомо, когда его дух вернется в тело.

— Откуда тебе это известноо? — подозрительно прищурился Ульфир. — Ты слишком осведомлен о наших делах, а мы знаем о тебе совсем немногое, да и то, со слов Митраса.

— Означает ли это, что ты подвергаешь сомнениям слова верховного тана? — вмешался Брохман.

Человек в плаще снова взметнул руку вверх, предотвращая уже грозивший разгореться новый спор.

— Я говорил с Болнером Ударом Клюва, — сказал он. — И предложил ему свою помощь. Мне ведом яд, которым пытались убить вашего тана. И не только его! Нынешнему окружению короля не нужны сильные диаспоры других рас, кроме человеческой! Не случайно в этот же день из всех лавок исчезли травы, способные изгнать этот яд из крови. Я знаю, о чем говорю, потому что и сам отчасти владею искусством врачевания. Более того, я знаю, кто подослал отраву тану…

При этих словах Ульфир и Тулман одновременно вскочили, с грохотом отодвигая тяжелые деревянные стулья.

— Знаешь?! Ты? Откуда? — проговорил Брохман, пристально вглядываясь в фигуру человека, словно силясь заглянуть под капюшон.

— В свое время, почтенный Бочкопуз, я смогу ответить на все ваши вопросы. Пока же, чтобы подтвердить искренность и достоверность моих слов, я помогу вам — я расскажу, где вы сможете найти отравителя…

В полумраке, царившем по низкими сводами покрытого копотью потолка, плавали клубы дыма. Человек с длинными, рыжеватыми с сединой волосами, собранными в лохматый хвост, напоминавший по виду конский, с грубыми чертами лица и косым шрамом, как бы перечеркивающим верхнюю губу, сидел в самом дальнем от входа углу, откинувшись спиной на стену. Щеки и подбородок были покрыты многодневной щетиной, ввалившиеся глаза и синева под ними говорили о проведенных им бессонных ночах. Просторные темно-фиолетовые одеяния были измяты, нижний край туники был вымазан засохшей грязью.

Человек время от времени то подносил к губам дымящуюся глиняную чашку, стоявшую перед ним на столе, то затягивался деревянной трубкой с причудливой резьбой, при этом поглядывая в низкое оконце с грязными стёклами. Пальцы его левой руки то и дело касались медальона из серебристого металла, висевшего на его шее на цепочке.