Головная боль стихла настолько, что я рискнула открыть глаза и упёрлась взглядом в голую каменную кладку — никакой штукатурки или ещё какой-нибудь отделки, лишь плотно подогнанные, обтёсанные и, наверное, как-то скреплённые камни. Видела я их неплохо, в помещении было более-менее светло, хотя свет явно искусственный. Подо мной — матрас и подушка, но никакого постельного белья, хотя в целом лежала я с удобствами, не на голом полу — и на том спасибо.

Решила оглядеться и медлėнно, осторожно, стараясь не сильно трясти всё ещё ноющей, хотя уже вполне терпимо, головой, стала поворачиваться. И сразу услышала два звука — металлическое звяканье и уже знакомый женский голос:

— Очнулась? Вот и хорошо, а то я уже волноваться начала. Этот идиот тебя рукояткой кинжала в висок долбанул, хотя достаточно было дать кулаком в челюсть. С другой стороны — ты всё равно выжила, хотя другой на твоём месте тут же умер бы от такого удара, зато лежала тихая и послушная, не дёргалась и не мешала. Да, пожалуй, так даже лучше, нужно будет взять этот метод на вооружение.

Во время этого монолога я медленно, придерживая голову рукой, села, а потом осторожно оглянулась. Пустое, довольно просторное помещение, где-то в две мои комнаты в общежитии, может и побольше. Всё каменное — стены, пол и потолок в виде купола. Окон нет, даже совсем крохотных, только деревянная дверь, как ни странно — приоткрытая. И, недалеко от неё, на табуретке — молодая незнакомая женщина в красной спортивной форме, только без юбки. Точнее — не совсем незнакомая.

Я всматривалась в застывшее, без единой эмоции лицо, холодные светлые глаза, рассматривающие меня, словно жука, наколотого на булавку — с лёгким брезгливым любопытством, — гладко зачёсанные, скорее даже зализанные волосы обрисовывали правильной формы череп. Незнакомка… Но я её знала, хотя поверить не могла в такое преображение. Последним, что доказало мне — это не галлюцинации от удара, я действительно вижу ту, кого менее всего готова была представить в подобной роли, был сидящий у неё на коленях бельчонок.

— Мабелла? — ошеломлённо выдохнула я и скривилась. Боль стихала, но даже единственное сказанное шёпотом слово отдалось в моей несчастной головушке ударом молотка по чугунной сковородке.

— Терпеть не могу это имя, — ведьмочка тоже скривилась, правда, не от боли. — Но зови меня так, я уже привыкла. Моё настоящее имя тебе знать не обязательно.

— Настоящее?

— Не важно, — женщина махнула рукой. Именно женщина, сейчас, без кукольных кудряшек, широко распахнутых наивных глазок с явно накладными ресницам, милой улыбки и выражения лица «я прелесть какая дурочка», Мабелла выглядела где-то лет на тридцать. И, похоже, это и был её настоящий возраст.