Но как заставить себя слушаться человеческого зова, а не звериного, вот в чем загвоздка! Омегыч переполнился нетерпением, гневом, злостью — и пусть он злился сам на себя, это было неважно. Его сущность всё сильнее вырывалась наружу.

Очень хотелось есть. В руках и ногах появилась слабость — до дрожи, до отвращения к себе, до тошноты. Омегыч горстями хватал снег и глотал его, затем обтёр горящее лицо.

Ужасно хотелось есть, снег только разжёг жажду и голод. Он продолжал идти — бежать уже не получалось. Во всём теле нарастала щекотка и дрожь, а затем тошнота стала такой сильной, что Омегыч сообразил — это камень. На сей раз его действие очень сильное. И единственное, что огнемаг успел — это подумать о месте, куда ему надо было перенестись.

Единственном месте, где его ещё ждут и где ему рады, несмотря ни на что.

* * *

Утро показалось Матери Некромантов непривычно светлым и ярким. Она приоткрыла глаза и некоторое время не могла сообразить, что происходит, пока не поняла: ничего особенного, просто никак не меньше десяти часов утра. Мать наспех оделась и заторопилась на кухню, а там с удивлением обнаружила безупречный порядок и накрытый стол.

Анда, Бессвет, Бертина, Тоби, Винни, Хелли и Теренций сидели чинно и смирно, а Упырёк и Нот Уиндвард как раз ставили на стол заварочный чайник и большущую миску с горячими оладьями.

— О, привет, мам, — сказал Упырёк, сияя не хуже чайника. — А мы тут как раз всё приготовили!

— Пахнет вкусно, — сказала Мать с благодарностью.

Бертина уже соскользнула со стула, чтобы сварить ей кофе — и Мать решила, что не станет возражать. С чего бы?

Она сделала первый глоток, стоя спиной к подоконнику, и поняла — кофе отдаёт запахом гари. Словно дымом пожарищ пахнуло на неё. Мать подняла глаза на детей и сосчитала — за исключением Део, Омегыча, Теро-Теро, Кары, Теа и Морты должно было получиться девять человек.

Она сосчитала детей два раза, и у неё получилось десять. Теренций подставил Матери стул и сказал:

— Ты только не переживай. Это — Глазик. Она хорошая!

И тут она поняла, что то, что было спросонья принято за ещё одно человеческое существо, на самом деле — непонятная, почти прозрачная сущность. И у неё один глаз. Красноватый такой. Чуть менее прозрачный, чем всё остальное.

Мать Некромантов остро вспомнила день, когда прогнала Омегыча, чтобы не мешал пить кофе. И ей стало не по себе. И хотя привидение ей очень не понравилось, она только сказала:

— Доброго утра… Глазик.

— Она не говорит, — пояснила Бертина. — Она только может улыбаться и скатываться в шарик. Глазик… покажи нам, как ты это делаешь?