касается априорного синтетического положения, и так как никто не думал о том, что

подобные положения правильны только в отношении к возможному опыту, следовательно, могут быть доказаны только путем дедукции возможности опыта, то не удивительно, что

оно до сих пор никогда не было доказано, хотя и полагалось в основу всякого опыта (так

как потребность в нем чувствуется при всяком эмпирическом познании).

Одного философа спросили: сколько весит дым? Он ответил: вычти из веса сожженных

дров вес оставшегося пепла, и ты получишь вес дыма. Следовательно, он считал

неоспоримым, что даже в огне материя (субстанция) не уничтожается, а только форма ее

претерпевает изменение. Точно так же положение мы ничего не возникает ничего есть лишь

другой вывод из основоположения о постоянности или, вернее, о постоянном

существовании подлинного субъекта в явлениях. В самом деле, если то в явлении, что мы

хотим назвать субстанцией, должно быть истинным субстратом всякого определения

времени, то необходимо, чтобы всякое существование как в прошедшем, так и в будущем

времени могло быть определено единственно лишь на основе субстанции. Поэтому мы

можем дать явлению название субстанции только потому, что предполагаем, что оно

существует во всякое время, а это не очень-то выражено словом постоянность

(Beharrlichkeit), так как оно указывает скорее на будущее время. Впрочем, внутренняя

необходимость постоянного существования неразрывно связана с необходимостью

постоянного существования в прошедшем и потому слово Beharrlichkeit можно принять.

Gigni de nihilo nihil, in nihilum nil posse reverti - эти два положения древние неразрывно

соединяли, а в наше время их нередко по недоразумению разделяют, потому что полагают, будто они касаются вещей в себе и будто первое из них противоречит зависимости мира