значимость. То же самое следует сказать и о постулатах эмпирического мышления вообще, которые касаются синтеза чистого созерцания (формы явления), синтеза восприятия

(содержания явления) и синтеза опыта (отношения этих восприятии): они суть лишь

регулятивные основоположения и от математических основоположений, которые

конститутивны, отличаются, правда, не достоверностью, a priori присущей и тем и другим, а характером очевидности, т. е. интуитивным в них (а следовательно, и демонстрацией).

Здесь в особенности следует напомнить замечание, относящееся ко всем синтетическим

основоположениям: эти аналогии имеют значение и силу только как принципы чисто

эмпирического, а не трансцендентального применения рассудка и, стало быть, могут быть

доказаны только как таковые. Следовательно, явления должны быть подведены не прямо

под категории, а только под их схемы. В самом деле, если бы предметы, к которым должны

относиться эти , основоположения, были вещами в себе, то было бы совершенно

невозможно a priori узнать о них что-нибудь синтетически. Но эти предметы суть не что

иное, как явления, и полное знание о них, к которому в конце концов должны вести все

априорные основоположения, есть только возможный опыт, следовательно, эти

основоположения могут иметь целью не что иное, как только условия единства

эмпирического знания в синтезе явлений; но этот синтез мыслим лишь в схеме чистого

рассудочного понятия, тогда как категория содержит в себе функцию единства этого

синтеза как синтеза вообще, не ограниченную никаким чувственным условием.

Следовательно, при помощи этих основоположений мы будем иметь право соединять

явления только по аналогии с логическим и всеобщим единством понятий, и потому в

самом основоположении мы, правда будем пользоваться категорией, но в осуществлении