Голос комментатора стих, и над толпой повисла звенящая тишина. Такая, что, кажется, слышно было даже падение искрящихся в морозном воздухе снежинок. Особенно когда Торн оторвался от земли.

В эту минуту я почувствовала, что, кажется, не дышу.

А когда снег взметнулся в воздух, ударяя ему в лицо, дыхание перехватило повторно. И в третий раз — когда он вошел в поворот и вылетел на финишную прямую. Несколько мгновений (по крайней мере, я успела услышать удар собственного сердца) царила тишина, а потом толпа взорвалась овациями. Я разжала пальцы и потерла друг о друга взмокшие ладони.

Еще минута — и я уже могла видеть его не только на мониторе.

А потом все случилось само.

Под грохот аплодисментов Торн пересек финишную черту, и рев вокруг поднялся такой, что дате вопли комментатора:

— Невероятна! Невероятно… — вскоре в нем утонули.

А я, наоборот, выплыла. То есть почувствовала, что снова могу нормально дышать и вскочила. Подхватила кубок, предназначающийся победителю, и под вопль Эллегрин: «Ты с ума сошла?!» метнулась к ступенькам.

И к нему.

Врезаясь в него раньше, чем успели подскочить репортеры.

— Это тебе! — сообщила, вручая ему кубок и глядя в глаза.

В которые сейчас падала так же, как падала вместе с ним в каждую снежную бездну.

— А это тебе. — Торн раскрыл ладонь, и я увидела кольцо. То самое кольца. — Ты выйдешь за меня замуж, Лаура?

М-м-м… Э-э-э…

Не уверена, что это то, что стоит говорить на людях, особенно под прицелами десятков камер, которых неожиданно стало слишком много. Вокруг нас сейчас повисла такая тишина, что действительно будет слышно, если упадет снежинка.

— Это ответственная подготовка? — спросила я внезапно севшим голосом.

— На мой взгляд да. Более чем.

Он замолчал. Смотрел мне в глаза, как, кажется, не смотрел никогда. Не знаю, что он там видел, но в этот момент солнце падает на остроконечную вершину горы, отражается на его волосах яркими красными лоскутами. Именно сейчас мне невыносимо хочется запустить руки в его волосы, а потом приподняться на носочки и поцеловать — откровенно и глубоко. Вместо этого я отвечаю:

— Да. — Но поскольку получается очень тихо, еле слышно даже мне самой, повторяю уже громче: — Да.

Кажется, что мое «Да» подхватывает эхо разрывающих тишину оваций, и это эхо бьется о гаснущие в лучах заходящего солнца вершины. Грохота аплодисментов и нарастающих голосов вокруг становится еще больше, их столько, что я не слышу даже собственного сердца. Но может быть, я не слышу его потому, что пальцы Торна скользят по моей коже, когда он надевает мне кольцо.