Впрочем… мы вряд ли могли бы остановиться. Сейчас, когда стали единым целым, а мир раскололся на до и после. Когда каждое движение внутри отдается яркой, яростной вспышкой, на миг обжигающей — а потом протягивается наслаждением, заставляющим выгибаться, подаваться навстречу сильному, плавному ритму, отзывающемуся во всем теле нарастающей дрожью. Он чуть приподнимает мои бедра, и я всхлипываю от странной вспышки удовольствия. Сильнее сжимаю пальцы на его плечах.

Еще сильнее.

Еще…

Еще!

От дикого, ни с чем не сравнимого наслаждения, волной сладких спазмов прокатывающихся по телу, во мне дрожит каждая клеточка. Впрочем, возможно, я дрожу от вонзающегося в меня темного взгляда и яростного рычания мне в губы. Или от той пульсации, которая на каком-то горячем движении исходит уже от него. И снова становится моей.

В тот миг, когда это происходит, я широко распахиваю глаза, и, кажется, все-таки падаю. В него. В покрывало, в сугроб, гораздо глубже и ярче, чем я то себе представляла, содрогаясь всем телом на пределе удовольствия и бешено бьющегося сердца.

В сильные руки Торна, который подхватывает меня и прижимает к себе.

Глава 28

Глава 28

Мы лежим вдвоем, в этом сугробе. То есть в покрывале: Торн прижимает меня к себе, моя нога поверх его бедра, и чувство этой откровенной интимной наполненности снова пробуждает легкую пульсацию. Которая сменяется легкой тянущей болью, когда он подается назад.

— Все хорошо? — спрашивает дракон, когда я морщусь.

— Ага.

— Ага?

— Да, — мне хочется сдвинуть ноги, потому что теперь там немного больно, и он делает это за меня.

То есть подтягивает поближе к себе, заворачивает в покрывало и гладит по спине. Я вздыхаю. Наверное, это лучший первый раз, который только можно себе представить, и мне хочется ему об этом сказать.

— Ты лучший, — говорю я, глядя ему в глаза. — В смысле… мне было так хорошо…

Он продолжает на меня смотреть, и под этим взглядом продолжать становится нереально, поэтому я поворачиваюсь в его руках, прижимаюсь к нему спиной, чувствуя себя такой счастливой, воздушной и легкой, как никогда раньше. Наверное, если бы он меня не держал, я бы взлетела под потолок вместе с сугробом. То есть с покрывалом.

Вот это я и называю — парить.

— Спряталась? — судя по голосу, Торн улыбается.

— Что? Нет!