Аглая заплакала, утыкаясь лицом в его грудь.

— Не отдавай… Не отпускай меня. Никогда.

Он впился зубами в ее шею, ставя новую метку. Аглая широко распахнула глаза от бешеного ощущения… правильности происходящего. Кожа стала липкой от крови и его дыхания. Шершавый язык жадно скользил, слизывая соленые капли, а Аглая понимала, что наслаждается. Наслаждается каждой иголочкой боли, прострелившей тело. В небе вспыхнула молния. Огромная, страшная. Ослепительно яркая.

Дамазы оторвался от ее рта, слизнул с губ кровь и взглянул на нее тяжелым взглядом. Только сейчас Аглая заметила, как он изменился. В уголках его глаз, вокруг рта и на лбу залегли глубокие морщины. В щетине и шелковистых волосах блестели седые пряди. На щеке появился жуткий шрам. Оставленная ею татуировка побледнела и казалась серой.

Он выглядел старше. Еще более суровым. Угрожающим. Зверем.

Не веря, что снова видит его, Аглая коснулась ладонью впалой теплой щеки. Он прикрыл глаза и шумно сглотнул. Живой. Родной.

Аглая обхватила его лицо руками и притянула к себе. Жадно прильнула к его губам. Все тело пронзило таким непередаваемым ощущением, что она едва устояла на ногах.

Он удержал ее, не дал упасть.

— Ты… настоящая?

Аглая кивнула, не находя сил ответить. Провела дрожащими пальцами по его губам, заново узнавая.

— Так долго тебя искал…

Он слишком сильно изменился. В нем как будто совсем пропала человечность. Осталось только что-то грубое. Примитивное. Резкое.

Он снова прижал ее к себе, но вдруг резко отстранился.

— Должен убедиться… что ты не обман…

Он толкнул ее в лес, потянул за собой в темную чащу. Все еще не веря в происходящее, Аглая отстраненно заметила, как мелькнуло вдали алое платье, как быстро пробежал мимо огромный пушистый кот. Она даже заметила высокие каменные глыбы. Огромные. С какими-то страшными письменами. Все они были покрыты темно-вишневой краской. Или кровью…

Но все это осталось где-то далеко.

Сейчас был лишь Дамазы. Он уложил ее прямо на землю. Начал срывать одежду и все время обнюхивал.

— Твой запах… Ты… Это ты… Моя…

Его губы и язык скользили по обнажающейся коже, превращая Аглаю в пылающий нерв. Она вся была как оголенный провод.

— Так долго…