Богиня гастрономический интерес у кицунэ не возбуждала. Скорее напротив. Мужчина как-то уж слишком ласково подошел к ней. Погладил по волосам, прижал к себе. (Прижал, это в смысле вытащил из кресла, в котором она сидела перед зеркалом, и весьма грубо приподнял над полом, одной рукой сжимая горло, а другой талию).

— Думала меня провести, зараза? — рыкнул он, резко разжимая пальцы.

Девушка, захрипев, упала на пол, осев на него, словно мешок с крупой. Подняла влажные глаза на Иошинори и зарыдала.

— Шин, прости! Прости, умоляю!

— Прости?! Ты едва не укокошила меня! Оставила одного с этой… — Шин повернулся ко мне, а я смущенно шаркнула ножкой, потупила взор и поспешила отступить ближе к чудищу озерному. Оно казалось милее раз в сто, чем взбешенный Иошинори.

— Я в заточении провела много лет! И моим тюремщиком был ты! Как ты думаешь, хорошо ли мне жилось?! — ответила женщина.

— Ты ни в чем не нуждалась… — сказал Шин, но женщина лишь сильнее заплакала.

— Я хотела любви! Тепла! Свободы в конце концов! Но все мое существование ограничивалось твоим особняком и твоей самолюбивой и заносчивой персоной!

— Я не заносчивый! — огрызнулся Иошинори, явно начиная раздражаться.

— ЗАНОСЧИВЫЙ! — хором сказали мы с Изуми, а мне прилетел от кицунэ взгляд, от которого я уже мысленно почувствовала запах жаренной печенки.

Интересно, как меня готовить будут? С перцем? Или вымочат в молоке?

— Гыргхурмгхыр! — прилетело откуда-то из-за уха, а я поняла, что похоже виды на мою печень имеет не только Шин, но еще и мирная озерная зверушка.

— Какой хоррроший мальчик! — засюсюкала я, прощаясь с жизнью. — Какой зелененький! Какой сопливенький! Просто красавчик! Тебе мамочка в детстве не говорила, кто красивенькие мальчики должны быть очень послушными и миролюбивыми?

Изуми и Шином, затаив дыхание, смотрели на нас с чудовищем. И хоть бы кто из них помог!

— Гыыыррр… — издало зеленое озернослизище.

— Да, правильно… Голос у тебя отличный! Можешь петь сопрано…

— Арррг?

— Аргушка…. Аргушенька…. — я не удержалась и погладила враз подобревшее чудище по сколькой морде.

А оно в ответ лизнуло меня длинным раздвоенным языком в щеку. И все было бы ничего, если бы мой новый приятель не решил, что пора домой… Ну, то есть обратно в пруд…

Мне с жадным чавканьем обслюнявили макушку, и с громким хлопком транспортировали обратно под общий изумленный вздох.