— Дэсмонд? — повторила Эжени.

— Да. Рад, что ты позвонила.

Сущность встрепенулась при звуках знакомого, пусть и далекого голоса, заворочалась снежным комом. Сердце отозвалось радостью смутной, робкой, и Эжени нахмурилась раздражённо, унимая непрошеные чувства, заволновавшуюся сущность. Не за тем она набрала номер, чтобы впадать в глупый девичий восторг, едва услышав Дэсмонда.

— Какого лешего ты пудришь мозги моей маме? Кто тебе вообще дал право заявляться к нам домой и врать маме, будто мы с тобой встречаемся?

— Хочешь сказать, мы не встречались?

— Три раза, Дэсмонд! Три! Ровно столько мы с тобой виделись, и не более!

— Но встречались же.

Дайте, боги, терпения!

— Ладно, в болото встречи. Однако мы не пара, ты мне не кавалер, не мой парень и, тем паче, не жених! Ты мне вообще никто! Поэтому больше не смей ни приходить к моей маме в гости, ни даже просто приближаться к ней. И веники свои дурацкие прекрати присылать!

— Ты только поэтому позвонила — наорать на меня? — в трубке послышался усталый вздох.

— Да!

— И всё?

— Всё.

— Уверена?

Он ведь не может прочитать на расстоянии её мысли, её эмоции, даже мимолётные, даже подавленные жестко? Не может же его солнечная, огненная сущность чувствовать снежную, томящуюся в тоске и ожидании?

— Да.

— Нет, — возразил Дэсмонд невозмутимо, словно и впрямь знал всё наверняка.

— Я уже говорила, ничего не получится, — повторила Эжени тише, спокойнее. — И ни цветы, ни увещевания моей мамы не изменят моего решения. Это моя жизнь и мой выбор и ни ты, ни кто-либо другой ничего не сможет с этим поделать.

Короткая пауза и грохот музыки. Вечеринка? Ночной клуб? Вечеринка в ночном клубе?

Какая разница?