Он как Евдокс говорит, – подумал Лик, – тоже уверен, что я проживу без геометрии.

– …Но таким солнечным зайчиком удобно целиться, – продолжал Марсагет, отдавая факел соседу, – Собрал лучи на корабле – и понятно, как целиться катапультой. Ставим её на ту же линию, поправка на ветер и дугу, а потом…

Он хлопнул в ладоши – удивительно громко, словно в руке лопнул бычий пузырь. А в следующую секунду на западе сверкнуло белизной – словно молния ударила в куда-то в холмы.

Лик не успел увидеть луч. Сначала – словно огненный вихрь пронёсся за спиной, лизнул по лопаткам. Едва слышный хруст. А потом – крик и вонь горящего мяса.

Лик успел обернуться и увидеть то, что всю оставшую жизнь мечтал забыть.

Арга по-прежнему сидела на жертвеннике, но на волосах, штанах, рубашке, руках, дуге лука – языки голодного пламени. Она пока не поняла, что случилась – но уже орёт от боли и сгибается, сворачивается, скукоживается как бутон в огне.

Потом мир исчез. Когда он вспомнил себя, то покачивался, стоя на коленях, а Агра куда-то делась, оставив от себя только запах.

И это был не неё запах. Это был запах огня и смерти.

– Не всё вам, ликантропам, превращаться, – процедил Марсагет.

Разило горелой шерстью. Лик поднялся на четвереньки, сплюнул пепел и, прямо в человеческом виде, бросился в атаку.

Он знал, что шансов на победу почти нет. И он собирался забрать с собой как можно больше врагов.

Акинак вошёл в чьё-то бедро. Кровь хлынула, как вино из бочки, но каменный кулак опустился Лику прямо на затылок. Он покатился прочь, натыкаясь на чужие ноги, снова увидел над головой мутное небо. Акинак остался в чужой ноге. А лёгкий кленовый посох – там, на двухголовой вершине.

Единственное оружие – это тело. Надо делать метаморфозу и работать зубами. Зубы, конечно, те же, но вольчей челюстью кусать удобней. И шерсть защищает….

Но сил на метаморфозу уже не было. Он лежал, смотрел в небо, посреди мутного мира. Теперь он понимал, что у Марсагета приказ… Приказано взять живым. И, видимо, возьмёт. Зачем им Лик – непонятно… Если хотят убить – то убили бы прямо сейчас, как тогда, раньше. Этот мир стал вдруг очень непонятным местом.

Если бы брат, Евдокс, или даже Ихневмон оказались рядом – они бы всё смогли объяснить. Но их нет. Вокруг – враги. Ошеломлённые тавры, кажется, разбегаются. От такого побежишь…

И даже крики Агры уже затихли.

Значит, вот она – вспышка. Интересно, как далеко её видно?.. В предрассветном полумраке, наверное, далеко.

Это смерть и это сигнал. Сигнал тем, кто остался в холмах – что капкан можно захлопывать.