Путь, выбранный ведущим, которого отобрали в гареме – одного из внуков старухи, был мне незнаком. Обещанная прогулка затянулось – мы шли уже так долго, что обратный путь закончится как раз, когда на небе зажгутся первые звезды. И это – если мы повернем в поместье прямо сейчас.

– Вот-вот… смотрите, сира… – веселая девчонка – лукавые глаза так и прыскали смехом из – под кади, показывала направо. Там, вдоль далеких барханов, по краю долины, по дну которой мы шли, взвихрялись воронки бело-золотого песка и веток. – Сейчас зажгутся сигналки…

И правда, через доли мгновения над воронками лениво вспыхнули серебристые точки, повторяя траекторию движения.

– Вот видите! – произнесла она довольно. – Если держаться пути – это безопасно!

– Тпру… – Фифа снова всхрапнула и агрессивно дернула вперед, но сегодня – никаких прогулок. Правила объяснили сразу – коротко и четко, повторив для северянки медленно несколько раз – пустыня убивает. Всех и всегда. Идти след в след, не уходить в сторону, не выбирать путь самостоятельно, не спешиваться без команды… вообще ничего «не».

Воронки справа набирали скорость, как будто сопровождая нашу небольшую процессию – вместе со мной из гаремных отправили шесть юных леди, похожих одна на другую, как фасолины в одном стручке, три тройки охраны из евнухов, и одного из Кораев. Я долго присматривалась, но под мужским кади не было видно ничего кроме глаз – и, судя по голосу, – слишком молод, чтобы быть одним из потенциальных женихов.

Зыбучие пески мне показали первыми – их не видно, и не определить артефактами до тех пор, пока волна не поднимется на поверхность, но всегда можно предвидеть – это мертвая зона – ее обходит по широкой дуге редкая живность, не садятся птицы, и сверху появляются воронки песка.

И, если судить по тому, что я уже видела – зыбучие пески здесь везде.

– Это было озеро? – я кивнула вниз, но девчонка не поняла. – Здесь, на этом месте когда-то было озеро?

Мы шли по дну долины, со всех сторон окруженной горами-барханами. Под копытами был не песок, а глина, растрескавшаяся, как плитка, за несколько сотен зим превратившаяся в камень, обожженная на солнце.

– Озеро – это много воды? – южанка отпустила поводья, непринужденно управляя лошадью одними движениями коленей, и широко развела руки. – Вот столько?

– Вот столько, – я мотнула головой слева направо, – от одного бархана до другого – вода.

Серебристый смех зазвенел колокольчиками так внезапно, что на нас обернулись – охранники и ехавшие впереди девушки.

– Столько воды не бывает, – ответила она добродушно, но очень снисходительно, сдернула с пояса маленькую флягу, открыла и вылила рядом. Вода испарилась с шипением, и влажное пятно исчезло раньше, чем кони сделали ещё шаг. – Мы редко ходим этим путем, – она похлопала свою небольшую золотистую лошадку между ушами, – Но сегодня юная госпожа пожелала прогулку для своей красавицы, – быстрый взгляд на Фифу из – под пушистых ресниц, – и из всех только мы пятеро учились ездить на ваших безгорбых – они не пройдут по пескам. Это единственная дорога, по которой так далеко можно проехать без двугорбых. Граница проходит перед теми горами, – она кивком показала вперед, – здесь кончаются земли рода, если брать правее, и обогнуть, через полосу мертвой земли можно добраться до «Занесенного песками».