— Мне жаль, сестра… — прошептала я и соврала.

Моя Селена, моя сестра скоро умрет.

И это я убила ее.

Но я не чувствовала ничего, словно утратила способность на горе. Оно затаилось где-то внутри, покрытое ледяным панцирем, в ожидании, когда сможет сломить меня…

В помещении, едва освещенном тусклым светом, царила гулкая, мертвая тишина, так что я вздрогнула, когда услышала чужие шаги. Адэйр, крадущийся пировать на объедках, словно уличный кот, выглядел довольным, даже слишком. Он присел на корточки перед сестрой и, подхватив прядь ее волос, пропустил сквозь пальцы.

— Ты справилась, — довольно промурлыкал он и пристально на меня взглянул. — Я доволен.

— Да неужели? — в каком-то отупении откликнулась я. — Рад, что заставил меня убить сестру?

— Она еще не мертва, мон амур… — поднял он бровь и встал, отряхивая руки. — Конечно, это дело времени. Ты иссушила ее до дна, ни капельки не оставила… я был уверен, что оставишь ей хоть глоточек. А ты жестока…

Он сделал пасс рукой, плавный, неспешный, будто плел паутину. Повинуясь его жестам, вокруг Селены замерцали очертания полупрозрачных стенок, похожих на гроб. Кружево узора напоминало демонические руны, и я, вздрогнув, вскочила, настороженно следя, как бы он не вздумал убить сестру раньше времени.

С силой сестры ко мне перешла и часть ее знаний, неоформленная, таящаяся где-то на задворках подсознания… теперь я лучше понимала мотивы ее поступков.

— Это все из-за тебя. Она стала такой из-за тебя. Ты пленил ее душу, она боялась тебя…

— Она боялась, что я предпочту тебя, а от нее избавлюсь, — въедливо поправил меня Адэйр, и я сузила глаза, понимая, что так и есть. — И да, разумеется, продав мне душу, она лишилась совести и всех этих глупых человеческих добродетелей. Это был ее выбор, дорогая. Но ты ведь не думала, что я позволю ей умереть?

Следуя за его движениями, по стенкам созданного «гроба» зазмеились надписи из рун, запечатывая сестру. Я не совсем понимала, что он делает… надо ли его останавливать? Впрочем, Адэйр остановился сам и, поставив ладони на крышку «гроба», прищурился.

— Считай это жестом моей доброй воли. Я погружу ее в беспробудный сон, остановлю ее век. Конечно, если она проснется, тотчас умрет… но, дорогая, зато сможешь любоваться ее живым личиком. Время ее не тронет, — он склонился и провел пальцами над получившимся стеклянным гробом, будто касаясь лица Селены. — О, посмотрите… — умилился он. — Во сне она такая невинная!

Он выпрямился и покачал головой.

— И все же ее спящей душе найдется применение… — он опустил руку на «гроб», с прищуром глядя на меня.