Леодар прав. Сила между нами перетекала от меня к Селене и обратно. Я чувствовала эту энергию — как дуновение ветра, мягкого и в то же время безжалостного, — и хотела оборвать этот поток.

Контроль над разумом будто перехватило что-то иное, более древнее, свирепое и мощное. Эмоции погасли, чувства покрылись льдом. Меня словно выключили, и это принесло лишь освобождение. Стало легче дышать — я и не подозревала, какой тяжелый груз эта человечность. Мусор из эмоций и чувств… оказалось, это все лишнее.

Я вдавила ладонь в кожу сестры. Миллиметр за миллиметром, шаг за шагом, медленно, но упорно продвигаясь мыслью сквозь все ее защиты, сквозь ее плоть и кровь, пока не коснулась магией ее сердца.

Оно словно билось в моей руке, зажатое в ладони, словно трепыхалось, влажное и мокрое, почерневшее, но все еще живое. Кровь бежала от него, струилась по каждой вене. Сестра сопротивлялась, пыталась выстроить магические заслоны, закрыться от меня, но оказалось, она довольно слаба.

— Мне жаль, — бесцветно сказала я, усиливая хватку, магией сжимая чужое сердце, и Селена, испуганно дернувшись, коротко выдохнула от боли. Я видела, она хотела сбежать, но мне надоели прятки.

Леодар и здесь прав: убей — или убьют тебя. Когти вонзились в кожу сестры, я потянула из нее силу. Эта магия моя, а если нет, то станет моей. Хочу больше — это было сродни нехватке воздуха, я нуждалась в магии, как в самой жизни. Хотела ее — и брала без меры.

Сестра застонала, дрогнув; ее хватка ослабла, последние попытки вытолкнуть меня за пределы ауры закончились кровью, хлынувшей из ее глаз подобно слезам…

— Сестра, ты же так не поступишь… остановись… — прошептала она. Ее губы синели на глазах, кожа бледнела, словно я пила из нее все соки. Впрочем, так и было. Пила.

Все равно, что она болтает. Я тянула ее магию и тянула, поглощая без остатка, пока на донышке не осталась малюсенькая искра, столь слабая, едва видная.

— Мне жаль, — повторила я, прищурившись. Искру я забрала тоже, запечатав ею канал между нами, утверждая свою полную победу и власть. Морозный узор вспыхнул на ее плече клеймом; родственные связи натянулись и пали, пресекая наше родство навеки.

Сестра рухнула вниз, разметав волосы по полу. Меня трясло; прислонившись, я сползла по стене и промокнула выступившую из носа кровь. Тьма наелась. Она клубилась внутри, сытая и наполненная чужой магией — до ломоты в теле, до истощенности. Слишком поздно, слишком неохотно тьма отступала в дальние уголки моей души, возвращая мне контроль над самой собой.

Что я наделала?