— Здесь не о чем говорить! — отрезала Катарина-Виолетта. — Ты ведешь себя отвратительно и распущенно, Эннис! Мне стыдно за тебя.
Тети переминались с ноги на ногу, Лизбет выглядела испуганной. Я ощущала грусть.
— И оставь свои глупости, мы заберем тебя, как только…
На мое плечо села зарянка. Клюнула недовольно в щеку, вцепилась коготками в хлопок пижамы. Потопталась и улетела. Но бабушка сбилась с высокопарной ноты.
— Я пришлю за тобой водителя, он отвезет тебя в поместье…
— Не стоит.
Вторая зарянка сделала круг над нашими головами. Лизбет испуганно охнула, она всегда недолюбливала пернатых.
— Прекрати мне перечить, Эннис!
К зарянке над нами присоединилась парочка сорок. Еще несколько опустились на ветви ближайшего дерева. Лизбет шарахнулась в сторону.
— Давайте уйдем! Да что это такое!
Бабушка, сдвинув брови, посмотрела на птиц. Потом на меня.
— Мы еще поговорим. В более комфортной обстановке! Мы уходим!
И, развернувшись, устремилась к выходу из парка. Я устало опустилась на скамью, скрытую цветущими розовыми кустами.
— Всего тебе хорошего, бабушка.
Какое-то время я просто сидела, старясь не унывать. Пока рядом не опустилась тонкая фигурка тети Джун. Я удивленно встрепенулась.
— Пришлось сказать, что забыла перчатки, — торопливо пояснила тетушка. И хмыкнула: — Хотя никаких перчаток у меня не было! — она вдруг с силой прижала меня к себе, погладила по волосам. И отстранилась. — Ты стала настоящей красавицей, Энни! Хотя ты и раньше была ею. У тебя улыбка Розалинды, знаешь, я всегда любила ее больше всех остальных сестер.
Тетя мягко улыбнулась, но тут же обернулась на дорожку и выпрямилась.
— Я не могу задерживаться, ты ведь понимаешь. Но я хотела сказать, что у тебя все получится. Я на твоей стороне, хотя и молчу… Знаешь, Энни, ты всегда была иной. Ты не хочешь и не можешь жить так, как мы привыкли. Твоей бабушке трудно принять такое… своеволие. И твой отец не проходимец. Розалинда его любила, а он — ее. По-настоящему. Но он был обычным лесничим, совершенно не одаренным. Птиц любил… Только когда мама его увидела — бородатый, в грязных сапогах, в поношенной куртке и холщовых штанах… У него были такие большие руки, мозолистые. Ногти короткие и квадратные, чистые, кстати. Я помню, как Рози цеплялась за эту его руку. — Джун грустно вздохнула. — Но он не соответствовал нашей семье, ни капельки. И любовь Розалинды не имела никакого значения. И их разлучили. Иногда я думаю, что сестра умерла от тоски, так и не пережив разлуки с этим лесничим.
Я сидела, боясь дышать. Только сердце в груди колотилось слишком быстро и слишком больно.