Елизар почувствовал, как проклятые верёвки ослабевают и спадают с его рук и ног. Он немедленно вырвал кляп и приготовился высказать невидимому герцогу все, что о нём думает, но вдруг понял, что находится уже не в знакомом зале, а совсем в другом помещении. Единственное, что осталось от прежней обстановки, это было кресло, в котором он сидел. Кресла Мэгги рядом не было, как и её самой.

Это новое помещение смахивало на спальню в старинном стиле. В двух шагах от кресла громоздилась величественная кровать под балдахином, занимавшая, наверное, треть помещения. С другой стороны сверкал зеркалами роскошный гарнитур, которому место было в музее. В тон этому гарнитуру была и прочая мебель – изящный комод со статуэтками, какие-то диванчики вдоль стен, поражающие своими тонкими ножками, очень похожие на них «несерьёзные» стулья, пуфики, шкафчики. Стены этой старинной спальни были обиты шёлковыми обоями с изображениями каких-то геральдических чудовищ.

Вдруг резные дубовые двери растворились, и в спальню вошла горничная. Небольшого росточка, миленькая и очень опрятная девушка лет осьмнадцати. (Это что за слово такое из школьной классической литературы?) Заметив сидящего в кресле Елизара, она сделала что-то вроде книксена, стрельнула глазками, чуть улыбнулась и направилась к постели.

Почему-то Елизар ничему не удивился, а потянулся сладко, как кот, подкрутил усы, (какие усы?), и не торопясь поднялся из кресла, запахивая на ходу халат. Да, он был в халате и каких-то сафьяновых туфлях с загнутыми носами.

Мельком взглянув в зеркало, бывший, (или будущий?), лётчик остался доволен своей наружностью. Его волосы были искусно подстрижены, уложены на прямой пробор и завиты на висках мелкими колечками. Пышные усы оказались нафабренными и тоже завитыми вверх. Подбородок гладко по-военному выбрит. Неплохо! Однако не стоит ли отпустить бакенбарды? Нет, это ещё успеется, а пока он сохранит обличие гусара, которое делало его столь популярным среди дам полусвета. Они так любили его байки о подвигах и похождениях, что в каждом салоне вокруг Елизара собирался целый кружок слушательниц.

Вспомнив восторженных красавиц, гусар-Елизар довольно мурлыкнул, и обратил свой взор на прибиравшую постель горничную. Что бы там ни говорили, но жеманниц полусвета приходится завоёвывать, очаровывать, кружить им головы и обхаживать месяцами. А потом ещё изобретать место и время свидания, подкупать слуг, красться в ночи во флигель к «захворавшей» молодой жёнушке, какого-нибудь отставного полковника, чтобы сорвать цветок краткого удовольствия. Может быть, иной раз получится повторить приключение разок-другой, и, пожалуй, всё на этом. Либо дама наскучит, либо муж, который вовсе не обязательно должен быть глуп, заподозрит, что с болезнью супруги что-то не так.