Светлый фон

— Прошу, избавь меня от подобных гастрономических тонкостей, — поморщился Михеев и отправил остатки помидора в рот. — Лучше поясни, зачем ты все это мне рассказал? В чем подвох? Я сводку по городу видел, факт этот подметил, но отдел к расследованию не привлекли покуда. И, возможно, не привлекут вовсе. Как только эта новость сквозанет в газеты, что, увы, раньше или позже случится непременно, быстро найдут какого-нибудь терпилу, из числа тех, которых никому не жалко и о котором никто не вспомнит, на него все и спишут. Ну а раз преступник найден, чего нас дергать?

— А как же долг? — удивился Ленц. — Служить и защищать?

— Наш долг — это наше дело, — сказал как отрезал Пал Палыч. — Мне другое любопытно — какой у тебя в этом интерес? Нет, я догадываюсь, что к чему, но хотелось бы услышать предметный ответ.

— Думаю, твои догадки верны, — совсем уж помрачнел Арвид, налил себе полный стакан вина и осушил его. — Ты же знаешь, где нашли тела девиц?

— Останкино, — отозвался Михеев. — Вотчина семьи Ростогцевых.

— Именно, — скривился вурдалак. — Ну а о том, какие именно у нас с ним отношения, ты знаешь великолепно.

— Последние лет двадцать — вроде никаких. Скажем так — вооруженный нейтралитет. — Пал Палыч цапнул с блюда кусок сыра, понюхал его, помял в пальцах и отправил в рот. — Мммм, очень хорош. Абрагим, где такой сулугуни взял?

— Дэв один из Гори недавно в Москву приезжал, приволок в дар, — отозвался аджин, сидевший рядом со входом и методично опустошавший очередную бутылку водки. — Я ему помог пару лет назад в одном вопросе. Он, когда у нас бывает, всегда мне сыр привозит, вино и пряности. Хмели-сунели там, еще кое-что. Уважает потому что.

— Не подаришь мне кусок-другой? — уточнил Михеев. — У нас одна коллега очень сулугуни любит, хочу ее порадовать. В магазинах он есть, но это все не то. Да ты ее помнишь, я про Викторию.

— Черноволосая такая? — спросил Абрагим. — Помню. Сделаю.

— Никто из моей семьи этих девок не пил, — недобро сверкнув глазами, заявил Ленц. — Дьяк, нас стравливают с Ростогцевым, причем делается это невероятно грубо.

— И это мне в голову приходило, — покивал Пал Палыч. — Но опять же — при чем тут отдел? Если вы станете убивать друг друга, нам от того только польза. Ну а коли при этом пострадают люди, то ответят обе семьи.

— Никому не нужна война. Никому!

— Ты так говоришь только потому, что знаешь, что силы равны, — равнодушно отметил Михеев, берясь за бутылку вина. — Кабы позиции семьи Ростогцева были слабее, не стал бы ты со мной беседы за столом вести, а устроил резню в Останкино. И аспект того, кто прав, кто нет, тебя бы не тревожил.