— И какого же волшебства ты ожидал, Грейт, когда увидел меня? — произнесла негромко, но с вызовом, накрыв свой бокал ладонью. — Цветущих садов?..

Коснулась крыльями его руки, лежащей на столе. Он вздрогнул едва заметно, но как от удара хлыстом. И глаза его снова потемнели. А она почувствовала…

Боль.

Он любил.

Давно.

Сильно и безответно.

И заставил её страдать.

И она за этим столом — напоминание о его боли.

Она?

— …Но для цветущих садов не самое лучшее время — зачем же заставлять цвести то, что приходящая зима безжалостно убьёт? Не слишком ли это жестоко? — продолжила Кайя, не дожидаясь ответа. — А осень может быть прекрасна и сама по себе. Мы сами творим волшебство, Грейт. Любовью. Той, что дарим сами. И той, что дарят нам. Ведь нельзя заставить цвести на потеху другим то, что любишь, и этим его погубить.

И он её погубил…

— Тогда твоё волшебство удалось на славу, Кайя, — ответил Карриган тихо.

Какую тайну ты так старательно прячешь, Грейт?

И в это мгновенье она поняла, что это всё как-то связано с ней и её матерью.

Дитамар с шумом отодвинул стул и встал, разбивая повисшую недосказанность.

— А я, пожалуй, подниму бокал за нашу гостью. Когда мы… встретились впервые… мы не слишком друг другу понравились. Вернее… я не понравился ей. Совсем. Я не всегда бываю воспитан, а временами просто груб, и тогда я предстал перед ней и вовсе… не в лучшем своём виде. Да, Кайя? И вёл себя… ну, как обычно я себя веду. Но она и правда, как сказал другой наш гость, сотворила волшебство, непостижимое и неподвластное. И в моём каменном сердце для неё теперь всегда есть место. Так что, я надеюсь, ты не откажешь мне в первом танце, Кайя, я ведь неплохо танцую, ты же помнишь?..

Он подмигнул и добавил:

— …За тебя, Кайя!

Отсалютовал залу бокалом и церемонно поцеловал ей руку.

— Яхо! — воскликнули все, а мэтр Альд громче остальных.