Фигура на её ладони внезапно откликнулась…
Фигура на её ладони внезапно откликнулась…
Беги!
Беги!
В нос ударил смрадный запах гари, горящего дерева, волос и плоти. Не просто запах. Запах смешанный с отчаяньем, болью, страхом и яростью. Треск падающих балок, крики, ревущее пламя и трава, покрытая пеплом…
В нос ударил смрадный запах гари, горящего дерева, волос и плоти. Не просто запах. Запах смешанный с отчаяньем, болью, страхом и яростью. Треск падающих балок, крики, ревущее пламя и трава, покрытая пеплом…
Боги! Как же больно!
Боги! Как же больно!
Рука разжалась сама, и она выронила фигуру. Видение пропало. Но ей казалось, что легкие всё ещё полны дыма, а горло сжал стальной обруч. Даже руки стали ледяными. Она вспомнила это видение, ещё в Ирдионе, когда она трогала фигурку лошади из его сумки. Это то самое видение…
Рука разжалась сама, и она выронила фигуру. Видение пропало. Но ей казалось, что легкие всё ещё полны дыма, а горло сжал стальной обруч. Даже руки стали ледяными. Она вспомнила это видение, ещё в Ирдионе, когда она трогала фигурку лошади из его сумки. Это то самое видение…
И между ними будто рухнула какая-то стена.
И между ними будто рухнула какая-то стена.
Она не хочет больше знать…
Она не хочет больше знать…
— Мы слишком трезвы для такого разговора, — произнесла Кэтриона хрипло, потянулась за бутылкой и плеснула в кубки кальди.
Мы слишком трезвы для такого разговора, — произнесла Кэтриона хрипло, потянулась за бутылкой и плеснула в кубки кальди.
— За что выпьем? — спросил Рикард, лицо непроницаемо, и складка залегла между бровей.
За что выпьем? — спросил Рикард, лицо непроницаемо, и складка залегла между бровей.