…вот такого между ними ещё не было.

И от этой мысли закружилась голова.

Неужели это правда?

— Я… ещё не думала о танцах, — наконец, смогла она произнести, срывая розу.

— О чём же ты думала, так задумчиво глядя на горизонт?

— Скажи… это всё, наконец, закончилось? — спросила она, рассматривая бледно-жёлтые чуть увядшие лепестки.

— Если ты имеешь в виду, провалился ли план старого лиса? Да, Гасьярд в Чёрной башне, и надеюсь, там и останется. Хейда в тюрьме, Себастьян полдня скрипит пером и пишет послания прайдам, остальная родня — кто пьёт от радости, кто от печали, а Тибор за компанию со всеми. Слуги накрывают столы и готовят приём… А я… просто жду…

— Ждёшь? Чего? — спросила Иррис, поднимая взгляд.

— Когда ты проснёшься, — произнёс он, понизив голос.

И от того, как он это сказал, от взметнувшегося к ней огня, ноги совсем ослабели, а сердце погнало кровь по венам так быстро, что пульс забился даже в кончиках пальцев.

Иррис прислонилась к гранитному столбу, венчавшему угол террасы, чувствуя, как живой огонь обволакивает её, лишая разума, воли и сводя с ума. Понимая только, как ждала она этого, как скучала по нему…

— Так что насчёт танца, Иррис? Помню, на прошлом балу ты была так жестока со мной, ты сказала… «как-нибудь в другой раз», — он оттолкнулся от двери, обошёл плетёный столик и кресла, не сводя с неё глаз, и, остановившись напротив, спросил с улыбкой, — сейчас ведь тот самый — другой раз? Сегодня ты потанцуешь со мной?

Протянул руку и улыбнулся ещё шире.

— Здесь?

— Ну да.

Музыка доносилась сквозь розовые арки, и была не слишком громкой. Но это было даже хорошо. Иррис безропотно вложила руку в его ладонь, и в этот раз её пальцы не были ледяными. Альберт поднёс их к губам и поцеловал.

— Знаешь… на том балу… я мечтал вот об этом. О том, чтобы иметь право целовать твои руки, не таясь… не скрывая своих чувств, — сказал он тихо, положил её ладонь себе на плечо и, поймав другую руку, переплёл пальцы.

Притянул к себе и, склонившись, произнёс, касаясь губами уха: