— У вас грустный вид, миледи Рюмон, уж простите мою откровенность. Вас так расстраивают балы, или есть ещё причина? Или, может быть, мне показалось, что вы очень несчастны? — спросил милорд Ландегар, искоса посмотрев на неё. — И кстати, вы прекрасно выглядите, миледи Рюмон, надеюсь, это утешит вас. Хотя могу предположить, что у девушки в вашем возрасте может быть только одна причина для грусти. Разбитое сердце?

— Да… вы правы, — Лея провела ладонями по перилам, ощущая их холодную мраморную гладкость, и посмотрела вниз, на вышедшую в круг женщину-факира в алых шёлковых шальварах и тюрбане, которая принялась искусно танцевать с двумя огненными веерами. — Мне грустно оттого, что моё сердце разбито.

— И кто мог разбить сердце такой красавицы? Боги! Он, видимо, какой-то идиот, простите мою резкость, — милорд Ландегар повернулся и, прислонившись к постаменту с мраморной статуей льва, скрестил на груди руки. — Он просто глупец или… слепой. Надеюсь, я вас не обидел?

— Нет, — Лея с улыбкой покачала головой, — не обидели. Скорее, это я была глупа или слепа, не смогла разглядеть, что он настоящее чудовище.

— Он причинил вам боль? — спросил милорд Ландегар, понизив голос так, словно не хотел, чтобы его вопрос услышали, хотя вокруг и так никого не было.

— Да. И… нет. Не знаю, как выразить это правильно… Скорее, я сама причиняю себе боль, потому что не могу отказаться от мыслей о нём. Я должна его ненавидеть. И я ненавижу его. И в то же время люблю. И это меня убивает, потому что с каждым днём я ненавижу его всё меньше, а любить мне его нельзя, — она опустила голову и, проведя ладонями по струящейся ткани платья, добавила совсем тихо. — Даже не знаю, зачем я вам всё это рассказываю…

— О, нет, нет, говорите! — милорд Ландегар тоже провёл ладонью по перилам, будто смахивая невидимую пыль. — Я понимаю, о чём вы. Я тоже потерял любимую. И, что самое печальное, я сам в этом виноват. Теперь и я для неё потерян навсегда… Так что… я понимаю вас и ваше желание разделить с кем-нибудь свою боль. Но что такого ужасного он совершил?

— Поверьте, он совершил много страшных вещей, о которых нельзя даже вслух говорить без содрогания. И мой разум понимает это. Но моё сердце, — она посмотрела на милорда Ландегара и приложила ладонь к груди, — оно мне неподвластно. Я хочу заставить себя забыть о нём… и не могу.

— Почему? Разве это сложно, если он действительно так ужасен? — милорд Ландегар пытливо всматривался в её лицо и его интерес к рассказу Леи был искренним.

— Это трудно понять, но, — Лея вздохнула, словно собираясь с мыслями, и, посмотрев милорду Ландегару прямо в глаза, ответила: — Когда он рядом, я совсем другая. Он будто открывает дверь в какой-то новый мир, где я совсем теряю себя. Насколько мне хорошо рядом с ним, настолько плохо без него, — она покачала головой. — И я не хочу такой любви. Совсем не хочу. Она меня уничтожит! Но не проходит и мгновенья, чтобы я не думала о нём. Я вижу его повсюду. Мне кажется, я вижу его во всех людях, кто хоть чем-то на него похож. И даже в тех, кто не похож на него совсем. В старом мэтре из университета, например, и вот даже в вас! — она усмехнулась и посмотрела вниз, смутившись от слишком внимательного взгляда своего собеседника. — Так можно сойти с ума! Я понимаю, что всё это просто моё воображение, всё это просто потому, что я очень хочу его увидеть, и это…это ужасно! Но я ничего не могу с собой поделать, — она развела руками, будто извиняясь, и спросила, снова взглянув на милорда Ландегара: — А вы как боретесь с вашими чувствами?