«Эмм, а может все же не сейчас? Я не против хлеба и зрелищ, но старшие могут не понять» — все тот же мурчащий голосок заставил немного прийти в себя. В унисон с назойливым глюком, в ухо горячо зашептал Иллири:
— Малышшш, что ты творишь… Не сейчас, чуть позже, все позже… И не здесь.
Едва заметный кивок на Алтарь за спиной очень живо напомнил, чем именно закончилась похожая сцена совсем недавно. Или бесконечно давно? Раэль с огромным трудом подавил просыпающийся голод, втянул обратно щупальца инкубской силы.
«Ну вот, такую пирушку обломалииии» — заныл второй голос его персональной шизы.
Две кошкообразные тени вылезли было за край Алтаря, но наткнулись на острый взгляд и вздернутую бровь Аллос, и поспешили втянуться обратно.
«Чего это она? Как будто мы что-то не то сделали?»
«Да ну ее, что на уме у Ллос, знает только Ллос».
Дроуская мудрость из уст то ли глюка, то ли вполне реального мелкопакостного существа, звучала по меньшей мере забавно, но Аллос было не до смеха. Она догадывалась, чьи, именно это, осколки разума, но только догадывалась, и, без подтверждения, была не готова открыто их признавать.
Келлин смотрел на сладкую парочку то ли инкубов, то ли, одна Бездна знает, кого, и силился справиться с острым приступом ревности. Чувства пробивались сквозь тонкую ледяную корочку неожиданно ярко и больно. Ревность вернулась первой, она рвала сердце на части, но дроу продолжал стоять и смотреть, пропуская через себя целые волны кипящих чувств, еще сильнее подтачивающие и без того покрытый трещинами панцирь заклинания. Да, вся его сущность буквально вопила о несправедливости и неправильности происходящего — он должен быть там, точно также обнимать несносного… несносную любовь свою, а вместо этого стоит в одиночестве и страдает, но, пока так, и только так. Пока придется держать себя в руках… и член в штанах.
— Да кто такой этот враг?
Вопрос черноволосого неожиданно задел какие-то нити заклинания, и дыра, через которую хлестали эмоции мгновенно затянулась, возвращая ясность и холодность разума.
— У меня была Беседа с Отцом. После твоей смерти.
Келлин до конца не разобрался, кто и сколько раз умирал, он многого не понимал, не мог осознать, но вот идею с врагом точно уловил — есть кто-то, еще не познанный, неясный, но кто угрожает им всем. Чем именно и почему? Вот об этом стоило послушать внимательней.
— Он откликнулся? — удивленно спросила Ваэль.
— Не сразу. Сперва пришлось долго… упрашивать.
Инкубы, да и дроу, будучи эмпатами поежились от волн отрицательных эмоций, что разошлась плотными кругами, отражаясь от черных, мраморных стен, вновь и вновь выплескивая на присутствующих неимоверную боль, отчаяние, нечеловеческую тоску, сжирающую Кхая. А ведь время уже успело сгладить самые острые пики, покрыть легкой пылью самые яркие воспоминания, что же чувствовал он, этот странный хаосит, тогда, тысячелетия назад? Как не сошел с ума, как не присоединился к Баху в Аит’Ле?