— Э-э-э, добрая леди, были бы инвалиды, а войны для них завсегда найдутся.
Оборванец многозначительно подмигнул, и вид у него при этом сделался беззаботно- лукавым — чтобы через секунду снова смениться преувеличенно скорбной гримасой. Этот тип менял маски с невероятной быстротой. Что, впрочем, неудивительно — профессиональные нищие, в большинстве своем, прекрасные актеры.
— Подайте… — снова загнусил хитрец и запнулся, захлебнулся звуком, когда на его ладонь опустилась серебрушка.
Золотой я не рискнула вот так сразу дать, а медяка мне показалось мало. Но, судя по реакции нищего, начинать надо было все-таки с меньшей суммы. Бедняга вытаращил глаза, приоткрыл рот и даже немного отпрянул, рассматривая монету. Потер ее пальцами, проверяя не сотрется ли серебро, зыркнул на меня исподлобья, усмехнулся неласково.
— А леди-то, в самом деле, добрая… Только вот с чего бы? Нужно что? На убийство не пойду, говорю сразу, а в остальном… Столкуемся. Если в цене сойдемся.
Мужчина ловко подбросил монету в воздух, и та, блеснув на солнце, исчезла, даже не долетев обратно до ладони этого фокусника. А сам он выжидающе уставился на меня.
— Так что требуется уважаемой и оч-чень доброй госпоже от такого горемыки, как я?
Когда-то голубые, а теперь выцветшие, почти прозрачные глаза странного нищего смотрели не мигая, словно пытались загипнотизировать. Почему-то показалось, что юлить и изворачиваться сейчас не стоит — неправильная это тактика, и я ответила предельно честно, в пределах разумного, конечно:
— Информация. Мне нужна информация. Я ищу одного человека и за любые сведения о нем готова хорошо заплатить. За то, что вы, возможно, случайно видели или слышали… Вы же каждый день здесь стоите?
— Стоять-то стою, и верно, каждый день. С рассвета до темноты, а порой, бывает, и ночью. Слышу много всего, вижу еще больше… — оборванец умолк, прищурился, явно прикидывая, сколько с меня можно взять, и продолжил: — Да только информация дорого стоит. Очень дорого. Опасный товар. Тот, кто треплется впустую, да болтает лишнее, долго не живет. Как говорил один мой знакомый, покойник: «Я слишком много знал»...*
И вот вроде бы ничего особенного он не сказал — обычные слова, а я вмиг словно оглохла и ослепла.
Такая знакомая фраза, до боли знакомая...
Мне, конечно, не пятьдесят лет, не сорок и даже не тридцать, но цитаты из старых фильмов я помнила наизусть. Так уж получилось.
Последние полгода перед смертью мама почти не вставала с постели. Она быстро угасала, теряла интерес к жизни, и лечащий врач как-то обмолвился, что ей нужны новые впечатления и побольше положительных эмоций. С впечатлениями оказалось туго, а вот эмоции… Их обеспечивали старые фильмы, комедии, в основном. Сколько мы всего вместе пересмотрели — не счесть. И не по одному разу. Так что не узнать сейчас эту давно ставшую крылатой фразу, я просто не могла. Оттого и застыла на месте, не веря своим ушам.