— Господи, несчастная, уймись, — умолял ее поп.

Но она не унималась, продолжала орать:

— Проклинаю тебя, все из-за тебя, сын портовой шлюхи…

Дальше солдат слушать не стал, а ткнул ей факелом в лицо как следует она и замолчал на полуслове.

— Жгите ее, господин, — кричали люди, — в пекло ее. Пусть летит к своему сатане!

— А я ведь тебе предлагал жизнь, — сказал солдат. — Ну, что ж, сама выбрала — гори, тварь.

Хворост занялся сразу, видно, был полит чем то, полетел дым тонкими струйками, побежали по вязанкам быстрые рыжие языки.

— Господи, Господи, — причитал отец Виталлий, — прости их, не ведают, что творят.

— Будь ты проклят, — ревела женщина, пытаясь вырваться из пут, что притягивали ее к столбу. — Будь ты проклят.

— Хватит, — сказал солдат, — ни кого ты не проклянешь, проклятые проклясть не могут.

А по подолу платья Франчески уже струились белые дымки, а пламя уже забралось на верхние вязанки хвороста.

— Ладно, — вдруг закричала женщина, — ладно, я скажу тебе все, скажу.

— Что ты мне скажешь?

— Денег в ларце не было.

— Врешь!

— Клянусь, не было, не было, — тут первый язык пламени вспыхнул на ее платье. — А-а-а-а… не было денег, не было. Клянусь, клянусь.

— Ну и черт с ним, — отвечал Волков и кинул факел в огонь.

— Я скажу тебе, где меня будет ждать госпожа… Пожалуйста, отвяжи меня… Я умоляю…

— Плевать мне на твою госпожу, не говори мне ничего, — крикнул ей солдат.

— Они с ла Реньи поехали в Ренну.